Мари Князева - Моя! или ничья

– Но мы-то ему докажем! – поддержала я Семёна.

– Спасибо, Алин. Ты настоящий друг! – парень легонько коснулся моего плеча и даже немного порозовел.

Но Анатолий Иванович забраковал все наши идеи.

– Нет-нет-нет и ещё раз нет, – замахал он на нас руками. – Это всё несерьёзно, а нам нужен стопроцентный сценарий. Такой, чтоб любого зрителя зацепило. И парней, и девушек. И при этом коротко. Бить надо в базовые интересы. Давайте подумаем, что это может быть?

Мы с Семёном недоумённо переглянулись. Какие у студентов базовые интересы? Поесть и поспать? Сложно на этом построить выступление…

– Любовь! – громогласно пророкотал Анатолий Иванович, одновременно осуждая нас за недогадливость.

– Любовь? – обескураженно повторил Семён. – Какая любовь?

– Романтическая, разумеется! Не сыновняя же!

– Нам нужна сценка о любви? – уточнила я.

– Именно. Но я думаю, что формат мини-спектакля для Студенческой весны не слишком подойдёт. Предлагаю перфоманс.

– Это ещё что такое? – нахмурилась я. Нет, слышала, конечно, но применительно к Семёну… совершенно не представляла.

– Составим представление из нескольких коротких отрезков, каждый из которых отличается формой и отражает какой-то этап любовных отношений… – быстро, вдохновенно заговорил Анатолий Иванович, на которого, по всей видимости, напала муза. – Знакомство, ухаживания, непосредственно любовь и – увядание чувств.

– А почему обязательно увядание? – расстроенно спросила я, не слишком сведущая в вопросе, но жившая в абсолютной уверенности, что "долго и счастливо" – логическое продолжение любого истинного чувства.

Анатолий Иванович снисходительно улыбнулся:

– Полюбишь – узнаешь, моя девочка.

Ну уж нет! Если я полюблю, то навсегда. А если разлюблю, значит, это не любовь была, а иллюзия. Удобное убеждение, да?

– Да, это идеально, – продолжил рассуждать наш руководитель и разрушитель мифов по совместительству. – Тут-то нам и пригодится ваше "всё и понемногу". Ухаживание – пение под гитару, это романтично и очаровательно. Любовь – танец, самое страстное из всех сценических искусств. И в конце – немного печали в стихах. Каких-то современных и не занудных. Я посмотрю, может, Асадова или Рождественского…

– Если современных, то надо брать Полозкову или Астахову, – вставила я свои пять копеек.

– Ну, там посмотрим…

– А какой же одиночный танец хорошо отразит суть любви? – осведомилась я наивно.

– Одиночный?! – поражённо переспросил Анатолий Иванович. – Никакой. Вы же вместе выступаете..?

Тут пришла моя очередь выпадать в осадок:

– Мы?! Я? Выступаю на студвесне?!

Мы все втроём по очереди переглянулись.

– Семён без тебя не справится, – покачал головой Анатолий Иванович. – Уж оваций-то ему точно не видать как своих ушей. Как ты это себе представляешь? Он приведёт на концерт всё медучилище? Кто ему апплодировать-то будет? Только девочки. Нет-нет, нам нужен полноценный перфоманс в исполнении пары. Страстный парный танец, стихи тоже желательно читать по очереди, а кому Сёма будет петь серенаду? Самому себе, что ли?!

Я впала в транс. Чтобы воплотить чужую мечту, мне надо выйти на сцену и станцевать перед огромным зрительным залом… Но погодите:

– Я ж танцевать не умею! По крайней мере, ничего страстного. Разве что медляк могу изобразить…

– Нет-нет, это не годится, – замахал руками Анатолий Иванович. – Нам нужно танго или, на крайний случай, мамба какая-то. У вас есть месяц, чтобы научиться. Вперёд.

Я осторожно выдохнула, чувствуя, как кружится голова. Вот это, что называется, влипла…

– Мне страшно… – призналась я Семёну, когда мы вышли из здания театра. – Понимаешь, я ведь могу запросто всё запороть, а тут столько поставлено на карту… Может, ты поищешь себе другую партнёршу для танца? Более профессиональную…

Он выглядел понурым.

– Вряд ли у меня это выйдет за месяц до отбора. Но если ты не хочешь…

– Я хочу! Правда, очень хочу помочь! Но боюсь испортить тебе выступление.

– Ладно, поищу кого-то другого. Спасибо, Алин. Давай, до субботы. – И пошёл прочь, в темноту.

– Ты не обижаешься? – крикнула я ему вслед.

– Нет!

Но и так понятно, что обижается. Ох, какие они, оказывается, обидчивые – эти мужчины!

Я тоже вернулась домой в глубокой задумчивости и не менее глубоком расстройстве. Просто не представляла себя на сцене, но мне так хотелось поддержать Семёна в его искреннем стремлении к искусству!

Папа, конечно, моментально считал моё настроение (несмотря на профессию, он довольно чуток к близким) и принялся выяснять, в чём дело. А я не стала скрывать. Папа улыбнулся: