Сергей Огольцов - Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

Гвалт, крик, вопли; снежки свистят отовсюду и во всех направлениях. Высовываюсь над стеной залепить снежком хоть в кого-то. Вспышка жёлтой молнии в глазах, слепящая как сполох лопнувшей электролампочки. Скользя спиною по белой стене, сползаю на корточки, ладонь вжата в глаз, куда стеганул снежок.

(…" ах, да – я был убит…”

так воссоздал этот момент Н. Гумилёв своим стихотворением…)

Но не стихая беснуется бой, некому оглянутся на павших. Всё сплелось и слиплось в единый общий рёв: «A-a-a-a-a-a!»…

Спустя неведомое время иссякла битва. Крепость так и не сдалась, а только превратилась в метровый холмик снега утоптанного до оледеневшей твёрдости. Но тишина не воротилась, всё тонет в том же неуёмном крике, с ним скатываемся мы по льду растоптанной твердыни на животах, немеет голова неясной глухотой от своего и общего обезумело буйного, неумолчного: «A-a-a-a-a-a!»

Глаз мой уже глядит. Сошлёпав запоздалый снежок, я вмазал им по голове мальчика старше меня. Какая непростительная промашка! Во-1-х, он старше, а значит и сильнее, да и бой давно окончен и этот мальчик пришёл уже с коньками на ногах. Как можно быть таким неосмотрительным?

Как всегда – борьба за правильность, чтобы всё как надо было. Давным-давно тому, в начале возведения крепости, старшие мальчики объявили: «Кто не строит, играть не будет», а я точно знаю, что этот мальчик на коньках совсем не строил. Но кому какое дело до справедливой правильности? Многие из мальчиков-основоположников уже разошлись. Никто вокруг не помнит договорённостей мирного времени.

И дерзости моей всё меньше оправданий, их слушать некому, и некого позвать на помощь, и попранную справедливость сейчас не восстановишь, а просто – Бе!. Ги!.

И я бегу… Едва живой, измотанный долгими часами дикой беспрерывной игры. Бегу с глухим опустошеньем в голове. Бегу к нашему подъезду. А вдруг не догонит в коньках по вытоптанному снегу?. Я всё ещё бегу. И до подъезда уже рукой подать. «А ну если догонит?»– мелькает в голове и получаю пенделя коньком под зад за этот запоздалый страх. Хлопнув дверью, влетаю на площадку первого этажа. Преследователь не отважился – тут чужой подъезд.

(…если хочешь, чтоб всё вышло как надо, не вздумай усомняться, что так оно и будет…)

Весной, что наступила позже, родители надумали заняться сельским хозяйством. В том смысле, что посадили картошку… Когда после работы, с лопатой и сумкой посевного материала, они направились к лесу, я упросил, чтобы и мне позволили пойти.

Мы вышли на узкую бесконечную просеку в лесу, здесь проходила граница Зоны, пока та не разрослась в Объект. Папа выворачивал ямки в грядке, которую вскопал днём раньше, а Мама роняла в них картошины. Лица обоих казались печальными и Папа недоверчиво качал головой, что почва совсем негожа, навряд ли вырастет хоть что в сплошном суглинке… Тихо сгустились весенние сумерки и мы отправились домой.

(…несколько забегая, должен сказать, что попытка с огородом провалилась. Суглинок виноват или ненужное сомнение в успехе предприятия?

Но что вовсе непонятно – зачем понадобился тот огород? Сэкономить на картошке? Но жили мы тогда не бедно. В комнате родителей появился раскладной диван-кровать и ещё два кресла с лакированными ручками, и овальный столик на трёх ногах – всё вместе называлось мебельный гарнитур…

Скорее всего, им просто захотелось отдохнуть от всей той мебели, вот и придумали себе отговорку для вылазки в лес…)

~ ~ ~

И снова пришло лето, причём намного раньше, чем в предыдущие годы. А вместе с летом в жизнь мою ворвалась Речка. Или же границы моего жизненного пространства достигли её пределов.

Для начала моих отношений с Речкой, сперва пришлось увязаться за компанией мальчиков более продвинутых по возрасту, которые вели по спуску дороги, переступая размякший гудрон на стыках плит, которую я знал как часть пути в Библиотеку. Затем свернули на незнакомую тропу через густую чащу, пока—совсем уже внизу—не открылся, как-то сразу, сверкающий солнечными бликами громкий поток Речки шумевшей по бессчётным валунам и булыгам всяческого размера.

Её 10-метровую ширь можно было перейти не заходя глубже, чем по пояс, или же стоять у берега по колено в быстрых струях и смотреть как табунчики полупрозрачных мальков тычутся в твои икры в зеленоватом сумраке неудержимо катящей массы воды…

На Речке мы играли в Ключик-Замочек , загадывая как всплеснёт вода от брошенного в неё камня. Всплеск пошире, как бы кусточком, проходил за «замочек», а если взлетала тощая струя типа перевёрнутой живой сосульки, ей оставалось быть лишь «ключиком». В спорных случаях решающее слово оставалось за мальчиком, который лучше играл в футбол, или чей плоский камешек делал больше скачков по воде при «печении блинов»…