Аремид Шелко - Наши Снимки

Нет, я не пыталась сделать выбор между «принимать» и «не принимать» лекарства, просто думала о их смысле в моей жизни, о роли, которую они играют в ней.

– Знаю, любимая, но всё будет хорошо, я обещаю! – улыбнулась она и поцеловала меня в щёчку, после чего оставила наедине с лекарствами.

Родители и врачи не станут же меня обманывать? Не станут без причины заставлять что-либо делать? Они хотят лишь моего благополучия и здоровья, ведь так? Да, это звучит логично… значит, это правда.

Спустя мгновение я закинула таблетки в рот, тут же проглотив их и запив ужасно горький, до тошноты противный вкус обычной водой.

Взгляд невольно скользнул на умный будильник, заставляющий меня просыпаться в семь. Электронный циферблат показывал шесть часов и тридцать три минуты. До прибытия школьного автобуса два с лишним часа. И как я могу на него опоздать?

Поставив пустой стакан рядом с будильником, я обратно плюхнулась на кровать и уставилась в потолок, а именно на располагавшийся на нём цветочный узор, что с самого детства казался мне скучным, как и прочие произведения искусства.

Не сказать, что в математических формулах и решениях невидимых уравнений было больше моментов, способных увлечь и заинтересовать, но они имели для меня намного больше смысла. Может, решение той самой непостижимой формулы позволит мне отыскать смысл и суть тех вещей? Только… разве числа могут быть связаны с формой? Логика же абстрагирована от чувств.

В этом плане мне находиться сознанием среди фракталов, закономерностей, линиями и кривыми, дугами и углами, составляющими нашу вселенную, очень просто. В подходе с ними необходимы чёткость, строгость и хладнокровность. Правда, даже в таком случае расстояние до разгадки тайны мироздания остаётся неимоверно огромным и преисполненным сущностью парадокса. Даже если выстроить всё взаимодействие атомов не в виде категорий вероятностей, а в виде геометрических узоров, пронизывающих каждую материю и сознательную точку, именуемую «наблюдатель».

И я стремлюсь туда – к незримым, непостижимым и никогда не существовавшим ответам. Только фракталы и остаются. У меня же нет никаких человеческих чувств .

По щеке внезапно скользнула прохладная слеза, упав с некоторым глухим стуком на подушку. Я не помню, когда последний раз плакала или проливала больше двух или трёх слезинок. Если мне не изменяет память, то таких событий в моей жизни не происходило вообще.

Даже когда меня самыми разными способами обижали соседские мальчишки, я оставалась спокойной и хладнокровной, как рассказывали мне родители. Пробить меня на плачь не могли даже ушибы и ссадины от глумлений сверстников, травмы и достаточно серьёзные, страшные внешне раны. Но мне было больно… очень больно… особенно когда в меня бросались камнями, называя ведьмой. Странные воспоминания.

Мой взгляд вновь скользнул к умному будильнику, напоминавший своей расцветкой кубик Рубика. Электрический циферблат показывать шесть часов и сорок минут. Пожалуй, будет лучше окончательно «проснуться», а не ждать положенных семи часов. Так у меня будет немного больше времени, чтобы начать читать книгу, которую вчера подарили мне родители.

Выключив будильник, я встала с кровати и аккуратно вышла из потёмок своей комнаты. Во всём доме горел яркий, слегка некомфортный моим глазам свет, а из гостиной на первом этаже доносился неразборчивый голос диктора местных утренних новостей. Скорее всего, проснулась не только мама, но и папа братом – в основном, именно их утро не может обойтись без назойливого шума телевизора.

Пройдя чуть дальше по коридору, я нырнула в ванную комнату, дверь которой была чуть приоткрыта, и подошла к зеркалу с раковиной, чтобы сделать обыденные для утра процедуры и привести свой внешний вид в порядок.

Длинные белоснежные волосы, обычно пребывающие в причудливых завитках, представляли сейчас собой тотальную разруху, с которой на улицу мало кто решит выйти. Вокруг серых, чутка голубоватых глаз, которые моя учительница литературы очень часто обзывала «безжизненными», находились сонные синяки, придававшие моему отражению и, по совместительству мне, болезненный вид. Впрочем, всё моё лицо, обладавшее, как одно время говорила мне мама, изящно мягкими и одновременно решительными чертами и контурами, было слегка бледным. Одни лишь губы, почему-то вызывавшие зависть у многих моих сверстниц, были «ухожены», если не брать во внимание их сегодняшний слишком уж розово-алый оттенок.