Виктория Волкова - Шиворот-навыворот

Геннадий Викторович, бывший полковник милиции, умел разбираться в людях. Перемена, произошедшая с его шефом, сильно его озадачила. Он знал, что творилось с Иваном в течение двух недель, и также терялся в догадках о причинах. Бессараб всегда казался Терентьеву этаким отличником, знающим ответы на все поставленные вопросы, который только ждет, когда додумаются его подчиненные. Иван старался быть строгим начальником и суперменом. Но его всегда выдавали добрые и печальные, как у собаки сенбернара, глаза, превратившиеся в одночасье в холодные и безжалостные зёнки.

Две недели назад Иван попрощался с ним около офиса, сел в «галендваген» и укатил с любовницей в гости. А наутро позвонили ребята из дома шефа, и начался ад с запоем и возвращением к жизни. И теперь Бессараб с осколком льда в сердце сидит за своим огромным столом из карельской березы и требует добыть любые сведения об Иштване Цагерте.

«Стоп», – оборвал сам себя Терентьев. Две недели назад объявили о смерти Цагерта. Неужели все дело в этом?

Иштван крепко затянулся сигаретой и зло посмотрел на Пахома.

– Ну что, Витя, вляпались? – спросил с издевкой.

– Ага, по самое не могу, – простодушно ответил Виктор, сплюнув сквозь зубы.

– Я предупреждал вас, я говорил! Чтоб не смели брать этого Бумеранга с собой! Он же идиот, по нему психушка плачет! Герт, я тебе говорил!

– Заткнись, Кораб, не причитай, – резко оборвал его Иштван. – Да, говорил! Если ты такой умный, придумай, как теперь нам обеспечить алиби.

Они стояли на балконе, курили и ругались вполголоса. Такие разные: Витя Пахомов, высокий, широкоплечий, державший в кулаке всю окрестную шпану, мажорный Сережка Корабельников, мальчик-с-пальчик, студент юрфака и надежда всей советской науки Иштван Цагерт, ростом под стать Пахомову, только с недюжинным интеллектом в глазах.

– Герт, все просто, скажем, что гуляли с бабами. Я шмар каких-нибудь уговорю! Годится? – непонятно с чего вдруг развеселился Пахом.

– Нет, – поморщился Иштван. – Твои девки сразу все расскажут, а если чего знать не будут, то приврут. Хотя я думаю, что бабы – неплохой вариант. – Но… – Он повернулся к Пахому и ухмыльнулся. В глазах у него веселились бесенята.

– Я думаю, пусть это будут не шмары, а какие-то комсомолки, спортсменки, активистки и просто красавицы! – хитро закончил он с интонацией Этуша.

– О чем разговор, Герт? Да за тебя любая подпишется! – ничего не поняв, заверил Пахом.

– Мне не нужна любая, Витя! – в сердцах сказал Иштван. – И…

Но договорить ему не удалось.

– Иштван! – позвал манерный женский голос.

– Я сейчас, вы пока думайте! – бросил он и зашел в квартиру.

Маман пребывала в бешенстве и от ярости теребила кухонное полотенце маленькими наманикюренными пальчиками.

– Что случилось? Ты чего такая злая? – удивился он. Вроде когда выходил, она спокойно возилась на кухне.

– Да, дружочек, я злая! – вскрикнула маман истерично. – Ты совершенно не умеешь ценить вещи, все, что достается с таким трудом, ты просто уничтожаешь! Новая куртка из «Березки» вся грязная, я не знаю, возьмут ли ее в химчистку! А ведь это дорогая вещь!

– Мам, у меня друзья. Что ты мне нотации читаешь? – удрученно пробормотал Иштван. А что объяснять?! Не мог же поведать, что вчера они с Пахомом удирали от какого-то железнодорожника, застукавшем их, когда уже были аккуратно сняты пломбы на товарном вагоне и открыты замки. И Бумеранг отстал, крикнув: «Я задержу!». Ага! Мужика нашли мертвым на путях среди бела дня. И сегодня к Пахому прибежал невменяемый от страха Бумеранг и заявил, что сдаст всех, если ему не помогут. Витя сначала попытался объяснить, что за групповое преступление срок увеличивается. Потом разозлился и, врезав Бумерангу в ухо для лучшего понимания, пригрозил:

– Только пикни!

И с извечным вопросом «что делать?» примчался к Иштвану.

– Мы не при делах! Нас там вообще не было, – решил Цагерт. А про себя добавил: «Хорошо, что мы с Пахомом надели перчатки, улик никаких!» И теперь надо срочно придумать алиби, пока не пришли работники внутренних органов и не спросили с пристрастием.

– Хочешь уйти от ответа! – не унималась мать. – Но я и так все знаю! Ты ездил на дачу! И испачкал там куртку!

– Какую дачу? – изумился Иштван, с трудом понимая, о чем речь.

– На нашу! Какую еще? Не отнекивайся! – закричала мать, и ее лицо покрылось красными пятнами. – Софья Григорьевна видела вас с Лилей вчера! Она мне позвонила и все рассказала!