Ирина Сергеевна Молчанова - Её назвали Клоди

– Правдиво, – стоял на своем фотограф.

– Но, ведь ты же это и снимаешь.

– Вот именно. Снимаю. Для журналов и сайтов, но не для реальности.

– А что же в реальности?

– Приведу пример. Моя Наташа в реальности простая донельзя: не накрашенная, с не уложенными в прическу волосами, сияющими глазами. И мне безразлично, что на ней надето. Она не бедствует, может купить все, что хочет. Я уж точно не поскуплюсь и побалую. Но она не такая. И поэтому я с ней, а не с моделью. Её хочется обнять, поцеловать, а не любоваться. И она красива. Сама видела её.

Образ Натальи действительно отдавал невычурностью. Невысокая и не разодетая по требованиям моды, она выглядела, как типичная европейка. Даша так не умела. Ей требовался фэшн каждый день.

– Задумайся над моими словами. Кстати, – Эрик вспыхнул идеей, – сними с той стойки рваные джинсы, вот те, что зауженные и свитшот белый с цифрами. И да, сотри с лица мейкап.

Даша с удивлением посмотрела на Эрика: съемочный день не завершился. Как будто понимая, о чем тревожится модель, он пояснил.

– Это будет фотосет для тебя лично. А отснятого сегодня материала достаточно для заказчика.

Отправившись за ширму, она облачилась в предложенный знатоком стиля образ.

– И да, босиком шагай вон к той части стены с облезшей штукатуркой, – скомандовал фотограф.

Тщательно стирая наложенный визажистом макияж, она посмотрела на себя в зеркало: обычная девушка. Конечно, привлекательна по-своему, но без привычного мейкапа самой себе казавшаяся блеклой.

– Долго ты там? – Эрик переминался с ноги на ногу, держа в согнутой руке фотоаппарат.

– Иду уже, – её голос выдавал недовольство.

– Можешь украсить себя запахом.

– И чем это меня улучшит на фотографиях? – недоуменный взгляд зеленоглазой брюнетки рассмешил фотографа.

– Поможет почувствовать себя не лишенной женственности без прежних деталей, к которым ты привыкла.

Модель подошла к стене и не успела обернуться на Эрика, как тот заклацал орудием труда. Глядя на увлеченного работой моложавого мужчину, одетого в тот самый стиль, который он советовал ей, она задумалась – одежда помогала ему обнажать свою суть. Она же при помощи вещей искажала себя, выдавая желаемое за действительное.

– Не обращай на меня внимания – живи, – посоветовал фотограф, с мнением которого высоко считались успевшие отметиться в плоскости моды дизайнеры.

Присев возле стены, она повернула голову в сторону огромного окна, позволявшего фотографу работать при естественном свете. В голове, уставшей от бессонной ночи девушки, мысли отсутствовали. Было так спокойно и тихо, как будто настал выходной. Она развернулась к Эрику. Тот ликовал.

– Увидишь, не поверишь, насколько тебе идет этот образ.

– Я видела в зеркале себя. Ничего особенного: просто так, – модель не разделила мнение специалиста по образам.

– Поверь мне, как мужчине, что как раз и есть особенность вот в таком естественном виде.

– Можно собираться домой, Эр? – она волновалась за котенка, оставленного на длительный период времени одного дома.

– Конечно, беги, – улыбнулся он, – я вышлю тебе на емейл фотографии.

Пыль настойчиво лезла в нос. Хотелось чихать безостановочно. Совсем рядом лежали мыши. Играть не хотелось. Не было для кого. Пушистый комочек предпочел оставаться под кроватью, чтобы не сжиматься от давящего пространства полупустой комнаты. Одиночество шевелило волоски шерсти. Пробирало холодом. Клоди повертела головой в поисках убежища – чего-нибудь маленького, под стать ей и теплого. Пришлось лезть по покрывалу наверх. Не застеленная постель позволила проделать норку под одеялом, где котенок спрятался от блеклого одиночества, осевшего вместе с пылью на стенах и на полу. Клоди истосковалась и проголодалась. Мисочка с едой была полной, но до неё нужно было преодолеть расстояние. Огромное. А вокруг стояла прохлада комнаты, не заселенной любовью. И она стала звать. Её. Ту, что однажды пришла, когда было страшно. Сидевший под одеялом котенок настойчиво мяукал. Снова и снова. Но в комнате никто не появлялся. Маленький комочек продолжал пищать, чтобы отогнать едва различимые черты промерзлого одиночества. Оно было хуже собаки, та хоть звук издает, а это подкралось и ждет. Давит. Окружает. Ограничивает движения. Клоди устала. Склонив голову на лапки, она прикрыла веки, решив, что следует заснуть и увидеть в почти бесцветных снах что-то приятное. То, что напрочь отсутствовало в комнате.