Наталья Ручей - Мой сводный кошмар

Останавливаюсь, заметив следы в уголке ее губ.

Не осознавая, что делаю, подаюсь чуть вперед. Она так близко, что я глотаю ее дыхание и понимаю, что еще секунда, еще один миллиметр – и я могу его поглотить. Рваное, затаенное и, кажется, тоже удивительно сладкое.

А потом опускаю взгляд вниз и вижу, что на ее рубашке расстегнуты несколько пуговиц. Отлетели, ослабли – плевать.

Смотрю на упругую грудь, приподнятую черным пуш-апом.

Как будто специально так – чтобы ближе к ладоням, ближе к губам, ближе к языку, которым можно пройтись по соскам.

Мне нравится, когда минимум второй с половиной, а желательно третий.

Но мне почему-то хочется провести пальцами по ее небольшой груди, сжать ее, услышать приглушенный, чуть удивленный стон, который заставит прекратить орать эту музыку.

А потом, уже потом подняться к губам и…

Да блядь!..

Отшатываюсь от нее.

Убираю ладонь.

– Поищи в бардачке, – роняю, распахивая дверь и не глядя на нее, – где-то должны быть салфетки. И да, застегнись, а то все напоказ.

Прислонившись к капоту, достаю пачку сигарет, зажигалку, пускаю дым, глядя на оживленный перекресток, куда мы едва не выскочили. Сзади сигналят, объезжая, пытаются что-то орать – похрен все.

Пускаю вверх сизые кольца, слушаю, как бешено бьется сердце под раскатистый рок.

Вторая сигарета, и так же – не оборачиваясь, выкидывая из мыслей все лишнее. Одна затяжка – минус воспоминание.

Мимо проносится черный джип, сигналит, показываю фак, не отвлекаясь от терапии. Еще одна затяжка – и можно почти спокойно дышать. Но хозяин этой тачки даже наглее, чем я. Объезжает бэху, вклинивается на тротуар, не обращая внимания на пешеходов, которые отскакивают на безопасную зебру.

Правильно, от таких, как мы, безопасней держаться подальше.

Тем более что, кажется, будет замес.

И к лучшему, потому что от сигареты уже паршиво во рту, а так разомнусь. Но неожиданно забава срывается.

– Кирилл! – Двери джипа распахиваются, и из него вываливает Макс, а следом за ним две незнакомые крали на каблуках, как ходули.

Все трое подходят ко мне, Макс представляет мне девушек, имена которых тут же стираются из памяти, и подает знак бровями, намекая присмотреться к блондинке.

Блондинка – это хорошо.

К тому же грудастая.

Да и платье обтягивает так, что сразу понятно: есть за что подержаться, когда будешь вдалбливаться.

– Привет. – Она прилипает к моему боку, перехватывает у меня сигарету и затягивается так, будто уже отсасывает. – А ты красавчик.

Впервые бросаю взгляд на ее лицо: губы надуты, ресницы наклеены, брови нарисованы, волосы не свои, черты… Да такие же, как у других, однотипные. Трахнешь – утром не вспомнишь. Особенно если смоет косметику.

– Мы едем на одну вечеринку, – сообщает Макс, пощупывая ту, которая жмется к нему как голодный котенок. – Ты как, свободен? Может быть, с нами? Оторвемся по полной.

Блондинка отбрасывает окурок, выдыхает дым, задрав голову и привлекая внимание к своей шее. А заодно едва заметно трется своим бедром о мое. Приглашение, долго толковать не приходится.

– Оторвемся… – понизив голос, воркует она.

Плавно разворачивается, приоткрывает призывно губы, но бросает взгляд на машину и хмурится:

– Ой… а вдруг у него что-то важное? Вдруг что-то более интересное намечается? – Кивает на тачку и капризно интересуется: – Это кто у тебя там?

– Никто.

Хочу добавить: никто – в том смысле, что ей не из-за чего волноваться, нечего переживать, что останется сегодня неудовлетворенной. Но просто не успеваю.

Она качается ко мне, практически наваливаясь, почему-то хохочет. Довольно долго и громко. Так громко, что заглушает не только шум улицы, но и рок в машине, который я так и не выключил, а теперь из-за смеха не слышу.

Прикладывает палец к моим губам, а своими скользит по моему подбородку, кусает мочку уха и выдыхает довольно:

– Тогда поехали. Тем более что «Никто» больше нет.

Я разворачиваюсь так резко, что блондинка едва не отлетает в сторону, но хватается за капот. И, пользуясь моментом, прогибается, выставляя зад напоказ.

Но я смотрю на окна своей машины, за которыми пусто.

И под тишину, потому что музыка выключена, прокручиваю в голове фразу, от которой в горле саднит сильнее, чем от десятка сигарет натощак: «Никто… Никто больше нет».

Всматриваюсь в даль: толпа снует в разные стороны, но нигде не видно девчонки с длинным черным хвостом и розовым шариком над головой.