Янина Логвин - Осколки тебя. P.S. Навсегда

– Да, мой прадед попал в Америку еще во вторую мировую войну и здесь остался. Это мамина фамилия, я никогда не знала своего отца. Знаешь, несколько лет назад я каталась с Чарли на катере, упала за борт и едва не утонула. А когда очнулась, то ничего не помнила. Единственное, что смогла назвать, это имя мамы – Адели Мартен, и то не сразу. Так что моя фамилия мне очень дорога.

Мы сидим с Алексом в моей квартире за небольшим столом, расположенным в кухонной зоне, и едим пасту с сыром и ветчиной, запивая всё соком. Услышав о происшествии, которое едва не стоило мне жизни, Алекс мрачнеет и застывает с вилкой в руке, странно-тоскливо глядя на меня.

– Кто такой Чарли?

– Это мой дедушка. Но я его почти не помню, как и половину своей прошлой жизни. Так что я не совсем обычная девушка, иногда со мной непросто.

Однако я не хочу, чтобы он грустил и приподнимаю уголки губ.

– А что именно ты помнишь, Лена?

– Очень хорошо детство. Аризону, Техас… Подругу Камиллу, с которой мы вместе ходили в школу в Хьюстоне. Наш подержанный «Форд», небольшие квартирки, вот как эта, и дороги, дороги… В Хьюстоне мы прожили с мамой почти два года, а до этого много переезжали. А потом провал. Не черный и пустой, а будто затянутый туманом. Иногда в нем проступают какие-то лица, особенно во сне, но стоит проснуться… как они сразу же исчезают. Мой врач считает, что я сама не хочу их помнить. Странно, правда?

– Почему?

– Потому что в памяти остались все знания, полученные мной за последние годы. Исчезли только люди и окружение. Словно сознание само их стерло.

Пальцы Алекса крепко сжимают вилку, и я пробую перевести разговор:

– Извини, не хотела тебя расстроить. Так вышло. Лучше расскажи о себе.

– Нет, мне интересно! Скажи, Лена… как ты все перенесла?

Похоже, ему действительно интересно, и я признаюсь:

– Первый год после выздоровления было очень сложно – у меня были глубокие порезы на ногах, рассечен лоб и сломана лодыжка. Я была все время в подавленном настроении и ничем не могла это объяснить. Но мама очень хотела, чтобы я жила дальше и многое для этого сделала. Я не могла ее подвести.

Алекс удивляется так искренне, что его мимика вызывает у меня улыбку.

– Твоя мама? То есть, я хочу спросить… Она все это время была с тобой?!

– Ну, конечно! Мы с ней очень близки. Правда, она из тех людей, кто не любит сидеть на месте. Последние два года она много путешествует.

– Дай угадаю. Проводит время на каком-нибудь лайнере в Средиземном море?

Я смеюсь.

– Нет, ты что! Не угадал! У нее сейчас экспедиция в штате Монтана по заповедным местам. Ее группа изучает разломы возле хребта Флинт-Крик. Она всю юность мечтала стать геологом, но Чарли был против. Он растил ее один и в семнадцать лет заставил выйти замуж за одного богатого человека, после чего мама много лет с отцом не общалась. Так что ее любимая одежда сейчас, это джинсы, кроссовки и бейсболка.

– А ты здесь одна?

– Не совсем. Я с Пейдж и Дэвидом. У них небольшое десертное кафе неподалеку отсюда. Иногда приезжает Чарли.

– Они тоже твои родственники?

– Нет, хотя мы очень близки и часто видимся. Это они нашли меня в ту ночь.

– Расскажи мне, Лена! Как это было? Где они тебя нашли?

Мне не очень приятно об этом вспоминать, но глаза Алекса ждут ответа, и я продолжаю:

– На берегу, выше Морхед-сити. Только представь: ночь под звездами, палатка на двоих, Дэвид организовал романтическое свидание и сделал Пейдж предложение, а тут я… Конечно, я всего этого не помню, но Дэвид сразу же отвез меня в клинику. Пейдж потом рассказывала, что было жутко. Я не подавала признаков жизни и напоминала белого дельфина, выброшенного штормом на берег. Они попали в такую ситуацию впервые и не знали, что делать – то ли бросить меня и ехать за помощью, так как средства связи намеренно оставили дома, то ли сразу везти самим. Дэвид потом признавался, что будь они опытнее и хладнокровнее, они бы оставили меня лежать на берегу до приезда полиции. Но Пейдж страшно испугалась и все время кричала: «А вдруг она жива? А вдруг она жива, Дэвид?! Я не хочу, чтобы они засунули ее в морг!»

Я делаю глоток сока и грустно улыбаюсь:

– Теперь в их семье это добрый мем. Стоит кому-то прихлопнуть муху, как другой обязательно выкрикнет: «А вдруг она жива?!»

– Это страшно.

– На самом деле, да. Сейчас я рассказываю обо всем с улыбкой, а тогда только благодаря их растерянности и желанию Дэвида показаться мужественным перед Пейдж меня спасли. Еще бы немного времени на холодном берегу, и вся моя жизнедеятельность завершилась бы до приезда полиции. А так я оказалась в одеяле на заднем сидении пикапа. Будешь еще сок?