Эмма Чейз - Принцесса Элли

Конечно, все это делу не поможет. Не исправит ситуацию. Но слышать эти слова от кого-то, кто лично во всем этом не замешан и у кого нет причины лгать – облегчение, потому что все вдруг становится не так уж ужасно.

И вот тогда я чувствую усталость. Она обрушивается на меня, как стремительный поток воды – сильно и быстро, и в один миг сбивает с ног. Я ощущаю себя так, словно мне семьдесят, а не семнадцать. По крайней мере я представляю, как буду чувствовать себя в семьдесят.

Я прикрываю зевок тыльной стороной ладони.

– Иди в постель, подруга. – Логан встает, отряхивает брюки и поднимает с пола метлу. – Я тут закончу.

Я тоже поднимаюсь.

– Я думала, ты не подметаешь гребаные полы?

Логан подмигивает. И прямо там, в этой полутемной маленькой кофейне, он навсегда крадет кусочек моего сердца.

– В твоем случае я сделаю гребаное исключение.

Он начинает подметать, но, когда я подхожу к кухонной двери, я останавливаюсь.

– Спасибо, Логан. За все.

Секунду он смотрит на меня, затем легко кивает.

– Не нужно меня благодарить, я просто делаю свою работу.

В течение следующих двух недель мы привыкаем к новому ритму. Я выхожу на дежурство в кафе рано утром, вместе с Элли, а потом, как только Томми уезжает с ней в школу, помогаю Марти на кухне готовить заказы, мыть посуду. Не слишком благородная работа, но она достаточно напряженная, энергичная, и время идет быстро. Я остаюсь до ужина, когда кто-то из парней – Кори или Лиам – выходит на ночное дежурство.

Мне нравится рутина – она стабильна, предсказуема, проста в управлении. Одно и то же изо дня в день.

За исключением песен. Тех, которые Элли врубает на кухне в четыре утра, пока печет. Они всегда разные, как будто у нее бесконечный плей-лист. Некоторые из них ей, кажется, нравятся больше других, и она ставит их на повтор. Сегодня это «What a feeling» из фильма о стриптизершах восьмидесятых. Вчера было «I Want You to Want Me», а до этого была «Son of a Preacher Man».

И она постоянно танцует. Скачет вокруг, как солнечный зайчик, отражающийся от зеркал.

Однажды я спросил:

– А музыка обязательна?

И она просто улыбнулась своей милой улыбкой и ответила:

– С музыкой пироги вкуснее, глупый.

Однако этим утром Элли выглядит особенно усталой, с темными кругами – почти синяками – под своими детскими голубыми глазами. И на краю прилавка у нее разложены книги и записи, на которые она время от времени бросает взгляд, бормоча что-то себе под нос, пока готовит тесто для пирога.

– Ты много учишься, – говорю я.

Она хихикает:

– Приходится – я на финишной прямой. Я и Бренда Рэйвен отвечаем за прощальную речь. Осенью меня уже приняли в Нью-Йоркский университет, но выпуститься первой из всего класса было бы вишенкой на моем академическом торте.

На первый взгляд Элли Хэммонд выглядит… ветреной. Как будто у нее в голове слишком много воздуха. Но в ней сложно ошибиться. Она не пустоголовая; она просто… невинная. Доверчивая. Счастливая. Наверное, самая веселая девушка, которую я когда-либо встречал.

– Ты учился в колледже? – спрашивает она.

– Нет.

Воспитательница сказала мне, что у меня дислексия, когда мне было девять. Было облегчением узнать, что я не просто тупица. Она научила меня кое-как справляться, но даже сейчас чтение дается мне нелегко.

– Я был не особо хорош в школе.

Я подхожу ближе к стойке, кладу руку на ручку ее скалки.

И Элли замирает, как нежный белокурый олень.

– Дай я, – говорю я. – А ты иди готовься. Я много раз видел, как ты их делаешь, так что справлюсь.

Она смотрит на меня так, словно я только что предложил ей весь мир на блюдечке.

– Правда?

– Конечно. – Я пожимаю плечами, игнорируя поклонение в ее глазах. – Я же стою тут без дела.

Я не люблю быть бесполезным.

– Ах… ладно. Спасибо. – Она открывает ящик стола и протягивает мне белый фартук. – Но тебе стоит надеть это.

С таким же успехом она могла бы протянуть мне таракана.

– Я похож на парня, который носит фартук?

Элли пожимает плечами.

– Будь по-твоему, мистер я-слишком-сексуален-для-моего-фартука. Но твоя черная рубашка не будет выглядеть такой крутой, если ее заляпать мукой.

Я фыркаю. Но оставляю чертов фартук на прилавке. Ни за что.

В занятии выпечкой есть странное удовольствие, в котором я никогда бы не признался вслух. Это приходит мне в голову, когда я кладу последний из двух дюжин пирогов на охлаждающий стеллаж в центре прилавка. Они выглядят хорошо – с золотистыми, слегка коричневыми корочками, – а пахнут еще лучше. Элли захлопывает свой большой учебник и убирает бумаги с яркой белозубой улыбкой, занимающей половину ее лица.