Майя Сохумели - Амберг

– А вы были очень счастливы в том доме! – заметил я немного с грустью.

Я не имел таких воспоминаний, потому что был совсем мал, когда пришлось покинуть родину, да и никогда ранее я не слышал, чтобы вот так могли отзываться о доме и прошлом – это было настолько трепетно, что даже вызывало легкую обиду.

– Очень был счастлив. Наверное, только в этом доме я и был по-настоящему счастлив. В нашем доме, помимо благоухающего сада, была живность, которую никто не смел трогать.

– Почему же? – удивился я.

– Это все после случая с моей Мзикой. У нас была в доме курочка Мзика – так я ее ласково называл. Мне было всего пять лет, но я уже до глубины души любил все живое, окружавшее меня. Но Мзика была для меня самым любимым существом на планете, я даже забрасывал игры с мальчишками, лишь бы поиграть с курочкой. Каждое утро перед тем, как пойти в детский сад, я подходил к своей курочке и прощался с ней, говорил, чтобы она меня ждала и никуда не уходила. Никто не поверит, но я могу поклясться, что эта курочка смотрела на меня особенным взглядом, понимала все, что я ей говорил. После возвращения я спешил ее покормить, а после наслаждался ее присутствием. Я очень сильно любил свою курочку. Но однажды я вернулся из детского сада и не увидел свою Мзику. Я искал ее везде, кричал и рыдал на глазах у изумленных соседей и родственников – я не мог поверить, что моей Мзики больше нет. Они мне сказали, что она сбежала, но я уже тогда понимал больше, чем другим казалось, ведь первым делом я увидел жареную курочку, которой меня хотели накормить на обед. Я рыдал три или четыре часа без остановки – ничего не помогало. К вечеру у меня даже поднялась температура, и я бился в лихорадке – настолько мне было плохо от смерти моей курочки. Дед в тот день всем строго настрого запретил убивать живность в доме, чтобы никто не смел трогать курочек. Я смог отойти только на третий день, когда отец привез мне маленького барашка. Беленький и пушистый ягненок, запах которого никогда не смогу забыть. Он сравним с запахом младенца – сладкий аромат моего барашка. И я стал сутки напролет проводить со своим барашком. Мне нравилось лежать рядом с ним и смотреть на небо – мы могли так лежать до самого вечера и потом наблюдать за звездами. Вот так ляжет мой барашек на теплую травку, а я на него голову положу и, лаская, называю – Бекека моя. И вот так смотрели мы на небо, каждый думал о своем, – тепло говорил Амберг.

– Но разве животные понимают столько, сколько люди? – удивился я.

– Животные понимают больше, чем тебе кажется, мой друг. Моя Бекека лежала рядом со мной и смотрела в небо, я ей рассказывал все свои тайны. Каждое утро, когда я направлялся в садик, а после в школу, я здоровался с курами, которые несли нам до пятисот яиц в год, выпивал одно теплое сырое яйцо, после бежал к Бекеке, целовал ее и просил меня дождаться. И только после я мог спокойно пойти учиться. Я знаю, что моя живность не просто меня любила – она меня и понимала. Однажды моя любимая бабушка принесла с базара живую курицу, чтобы приготовить, так как из своего курятника дед запретил трогать. Я увидел эту курицу: так случилось, что в этот день я раньше пришел из детского сада. Я забрал эту курицу и спрятался с ней под одеялом на втором этаже. Я слышал голос бабушки, как она кричит и спрашивает у всех, не видели ли они эту курицу, которую она принесла, но никто не видел. Потом она заметила, что и меня нигде нет, поднялась в мою комнату, увидела, как я тихо сижу под одеялом. Она заглядывает и пытается забрать у меня курочку, а я, помню, кричу во весь голос: «Убийцы, вы убийцы. Я ни за что не дам вам убить мою курочку», – улыбаясь, сказал Амберг.

– И что случилось? – заинтересованно спросил я.

– Ничего не случилось, ее скушали. Я был обижен целый день на бабушку, но больше я не мог на нее обижаться. Моя золотая бабушка Тина, она была моим самым нежным и ласковым ангелом-хранителем. Это сложно представить, но моя бабушка для меня сделала бы все, что даже родная мама не решилась бы сделать. Помню, она кормила меня с ложки моим любимым блюдом, я его сладко называл «бабуиния». Я всегда прибегал из детского сада и кричал, что хочу скорее кушать, даже если совсем не хотелось кушать. Я просил бабушку приготовить мне бабуинию – это остывший чай с белым хлебом. Но я любил только ее приготовления, и кушать только с ее рук. Помню, как она ломала кусочки горячего белого хлеба, заливала его горячим сладким чаем и давала остыть. После по маленькой ложке она говорила мне: «Тутулик, чемо Амбо, кутулик, чемо Амбо, чаме чем Амбо». Ее сладкий голос обволакивал мою душу, и я открывал рот так сильно, что туда поместилась бы вся курица. Ох, а сколько раз она защищала меня от отца, когда он, рассердившись, хотел отругать меня за очередную детскую шалость. Она вставала с распахнутыми руками перед ним и кричала, что не даст меня тронуть. Отец лишь вздыхал и говорил: «Ох, портишь ты его, Тарасовна, ой как портишь». А бабушка после его слов крепко прижимала меня к себе и от всего сердца так целовала в лобик. Сколько лет пройдет, не знаю, но я никогда не забуду именно эти поцелуи. Я с бабушкой засыпал в одной кровати всегда, даже когда уже стал юношей. Но я еще любил над ней подшучивать, часто ей вспоминал свою курочку. Так и говорил: «Помнишь, Тина, мою курочку?». Она лишь мило и нежно улыбалась.