Ксения Журбина - Две жизни. Банковский роман

Выезжали утром, стараясь как можно раньше миновать границу. Ехали не останавливаясь, чтобы к десяти быть в Национальном банке. Инна особенно любила первую часть пути от Псоу до Гагры, когда за окном автомобиля открывались виды на горную цепь Гагрского массива, мягкими волнами уходящую к горизонту. Белоснежные облака плотным покрывалом окутывали поросшие густой зеленью склоны и вершины ближних гор. Небо здесь было особенной синевы, какой Инна не замечала в Сочи. Кое-где на склонах сквозь густую листву и будто зацепившуюся за кроны деревьев легкую туманную дымку рассеявшихся облаков проглядывали светлые крыши домов. Виды завораживали и успокаивали. Пока ничто не напоминало о недавней войне.

Строго к назначенному времени Антон уже был в Национальном банке. Обсудив согласно выверенному до деталей плану текущие и предстоящие дела, Антон поочередно ехал на встречи с руководителями коммерческих банков. В каждом из них он старался основательно потолковать: задавал вопросы, въедливо уточнял детали, пытался предугадать проблемы. Он внимательно выслушивал всех, помечая на клочке бумаги просьбы и пожелания, с тем чтобы по возвращении, в субботу или воскресенье, когда ничто не мешает сосредоточиться, превратить все услышанное в план действий и с понедельника приступить к его реализации. От устоявшегося со временем сценария командировок Антон старался не отступать.

Обычно к двум-трем часам дня, когда деловая часть командировки подходила к завершению, кто-то из управляющих приглашал всех на обед в известную только местным апацху с большим очагом посередине. Здесь прямо в присутствии гостей на открытом огне в чугунных котлах варили мамалыгу, коптили кружки сыра, жарили форель и мясо.

Обед начинался с неизменной мамалыги, которую абхазы считают своим хлебом. Эту незамысловатую кукурузную кашу с абхазским названием «абыста» Антон не просто любил. Он ее обожал! В искусстве поедания мамалыги ему не было равных. Инне поначалу было странно смотреть, как европейского вида мужчина, одетый в строгий деловой костюм и в галстуке, с нескрываемым удовольствием берет кашу руками. Он ловко отламывал от большого куска слегка подкопченного абхазского сыра кусок поменьше, поддевал им изрядную порцию густо сваренной мамалыги и отправлял в рот. Ел быстро, не отвлекаясь на разговоры, как будто хотел как можно скорее вновь ощутить во всей полноте вкус своего детства. Из следующих блюд Антон выбирал абхазский хачапур с сыром и форель, которую всегда предпочитал мясу.

Через час все были свободны, и для Инны начиналась лучшая часть путешествия. Она любила природную красоту Абхазии. Обратно ехали так, как будто отматывали назад киноленту: Сухум – Новый Афон – Гудаута – Пицунда – Гагра – Псоу. Антон просил водителя остановиться, когда проезжали любимые им с детства места. В Абхазии он превращался в большого ребенка и уже в который раз рассказывал Инне придуманные им самим и якобы случившиеся именно в этих местах истории. Инна никогда не останавливала его и всегда слушала так, как будто слышала впервые. Истории эти были частью ритуала посещения Абхазии.

Будучи человеком эмоциональным, Инна старалась незаметно отвести взгляд, когда на глаза попадались полуразрушенные, давно заброшенные вокзалы, зияющие выбитыми окнами здания прежде успешно работавших предприятий и облупившиеся стены знаменитых в прошлом советских дворцов-санаториев.

Ее особенно удручал вид жилых домов, брошенных когда-то зажиточными грузинскими семьями, на засыпанных землей, проржавевших крышах которых прорастали лопухи. Все еще слишком живо напоминало о грузино-абхазской войне. Антон никогда не позволял себе вслух сокрушаться по поводу неприглядности и очевидной бесхозности, но по его внешней сдержанности чувствовалось, как ему больно смотреть на прежде дивной красоты места.

Перед отъездом из Сухума Антон не забывал пройтись от Национального банка к набережной, самой старой улице в городе, и заодно попрощаться. Не так давно набережной дали название «Махаджиров» в память об абхазах, переселившихся в XIX веке в Турцию.

Белая с куполами колоннада в стиле сталинского ампира особенно привлекала Инну. В месте соединения двух частей колоннады была площадка, с которой открывался необыкновенный вид на живописную дугу морского побережья, к которой вплотную подходили горы.

Пока Инна любовалась морской панорамой, Антон о чем-то толковал с завсегдатаями набережной, ожидавшими своей очереди сыграть партию в шахматы или в нарды. Удостоив своим посещением набережную и в очередной раз поведав Инне историю о сухумских грифонах, которые (а кто же как не грифоны!) стояли на страже денежных хранилищ Национального банка, Антон умолкал. Он думал о своем, глядя на мелькающие за окном машины дома и открывающиеся виды на море и горы.