Рона Цоллерн - Obscura reperta. Тёмные открытия. Игра в роман. Часть 5. Поверхность бездны

– Кое-кто считал, что я сплю с вами.

– А, ты об этом… твой стремительный переезд подлил масла в огонь, но потом все утихло.

– Я тогда, конечно, мысленно на вас все свалил…

– Ты был гением мнительности в юности. А что сейчас? Твой конек – чудеса откровенности?

– Нет… Понимаю, что все это очень глупо – приехать сюда, найти вас и говорить об этом…

– Какая разница Роланд? В юности тебя пугало, что кто-то считает тебя гомосексуалистом, теперь, говоря мне о своих чувствах, ты боишься, что я сочту тебя глупцом… Чувства питают наш мир, подумай, чем бы он был, если бы не чувства человека, чем было бы искусство? литература? музыка? Знаешь, когда мой сын был маленьким я не испытывал особой потребности общаться с ним, а теперь, когда он вырос, он не слишком охотно общается со мной, и мне, и ему не хватало моих чувств тогда, а теперь, когда они вдруг появились у меня, они отравляют и мне, и ему жизнь, так что лучше испытывать чувства вовремя.

– Да… Я рад что увидел вас. Я привез кое-что. – Роланд достал из сумки книгу стихов. – Вот. Было бы интересно услышать ваше мнение. А еще… – он протянул Варвику небольшой рисунок в раме с паспарту.

– Это оригинал?

Роланд кивнул.

– Нет, это слишком дорогой подарок.

– Это просто рисунок. Думаю, сам Эгон выкинул бы его, не задумываясь, но после его смерти на каждой его каракуле можно было сделать деньги. Так вышло, что это первая работа художника с мировым именем, которую я купил, и по чистой случайности, очень недорого. Конечно, я тут же вспомнил ваши слова о том, что я был немного похож на молодого Шиле, и этот его автопортрет все время напоминал о вас. Пусть он будет у вас. Мне больше не нужно напоминаний. Вы позволите иногда навещать вас?

– Роланд, раньше ты не был таким преувеличенно вежливым. Кроме Кристофа, моего сына, который навещает меня один-два раза в год, никто особо не рвется – у каждого свои дела… Я буду рад снова тебя увидеть. Расскажи пока о себе – в твоей жизни явно больше изменений, чем в моей. – Варвик засмеялся.

Роланд рассказал вкратце обо всем, что было существенного,

– Иногда я устраиваю выставки, буду рад вас видеть.

– Если буду не занят, может быть, приеду.

– И еще… у меня остались ваши книги, Поль.

– Ну, пусть будут.

– Спасибо, я храню их, так что в любой момент…О, чуть не забыл, – спохватился Роланд, – можете посоветовать специалиста по древним германским языкам? У меня есть один текст, я пробовал его перевести, но, увы, много темных мест, а мне важно знать его истинный смысл.

– Он с тобой?

– Да. – Роланд вытащил из сумки конверт, в котором лежали фотокопии пергамента.

– Оставь. Есть у меня один знакомый… Текст недлинный, думаю, перевод много времени не займет.

– Хорошо, он сможет отправить мне по почте? И я переведу деньги.

– Откуда это?

– Это часть такой длинной истории, что лучше познакомится с ней целиком, когда будет время и желание, Поль…

– Что ж, я прочту перевод отрывка, если он заинтересует меня, тогда вернемся к твоей истории.

– Да, но… хотелось бы, чтобы кроме вас и вашего знакомого…

– Само собой… Ну, пора? Что-то еще?

– Да… Нуш. Вы что-нибудь знаете про нее?

– Нет. В университет она поступать не стала. Я ее не встречал.

Звук, оборвавший меня для привычного мира, все еще стоял в ушах. Больше не существовало ни карьеры, ни общества, ни семьи, хотя ее и так давно уже не было, если не считаться с формальностями… Скорее исчезнуть из своей жизни, вот что было сейчас главным, ведь я не готов был пройти крестный путь от ареста до колонии. Сначала я думал выстрелить в себя, но потом решил, что могу еще успеть увидеть что-то в жизни, значит, надо бежать, не дать поймать себя, надо быть далеко, когда откроется, что я преступник. Хм, это удивит многих, а кого-то убьет, так они будут говорить на людях, но мне до этого нет дела… По большому счету мне давно ни до чего нет дела кроме слов, кроме той игры, которая придает словам то один, то другой смысл, кроме пульсации метра и радостного поддакивания рифм… Мало кто понимает, что имеет значение только это – только путь через слова и смыслы к абсолютной бессмыслице, которая и есть высший смысл, поскольку она освобождает слова и звуки от их тяжелой работы – служить людям… Судьба, видимо, заинтересовавшись моими размышлениями, решила все за меня, я даже не успел осознать, как оказался в порту.

Грузился корабль, я прочел название и решил, что оно мне нравится, трап был спущен, но пассажиров не было, по палубе слонялись как сомнамбулы два матроса, видимо, наблюдая за погрузкой. Стараясь ступать тихо, я пробрался по сходням на корабль. Невдалеке от меня заскрипела палуба, и я укрылся за мешками, покрытыми брезентом. Вдруг меня качнуло так, что я невольно высунулся из своего убежища. Корабль отчалил как-то очень тихо. Такой удачи я не ожидал. Над моей головой хлопало огромное полотнище. Пробираясь сюда, я даже не заметил, что это парусное судно. Корабль пошел быстрее, и к сумеркам берега уже не было видно. Тихий плеск воды и поскрипывание снастей постепенно вытеснили из моих ушей жесткий хлопок выстрела. Я был преисполнен каких-то невнятных надежд, не на жизнь, а на необычное, небанальное ее окончание. С этими мечтами я уснул… Так часто бывает со мной после нервного напряжения – силы мгновенно тают, едва покажется, что ты в покое.