Анна Музыка - Дорогой мой друг

Мне не хотелось отдавать, но что поделаешь, мне он не принадлежал. Я расстроилась. Такой неожиданно приятный вечер скомкался до торопливого прощания, ещё домой теперь добираться, и вновь начавшийся дождь показался неуместной обузой.

– Я тебя ещё напишу, не расстраивайся, – он открыл передо мной дверь, пропуская вперёд.

– Я не расстроилась.

– Да, я вижу. И ты обо мне обязательно напиши, ладно?

Я кивнула.

– Хорошо, сейчас я должен бежать.

– Пока, – я помахала рукой, поджала губы в скупой улыбке и повернулась в сторону метро.

– Погоди, – он одёрнул меня за рукав пальто, слегка коснувшись руки, – у моего друга в субботу выставка. Придёшь?

– Не знаю.

– Приходи обязательно, не знает она. Вот, диктуй номер, я тебе звоню.

В руке зажужжал и вспыхнул холодным светом телефон, и тут же вызов оборвался.

– До встречи! – мы развернулись в разные стороны, и тут я услышала:

– Я очень рад знакомству! – он обернулся и помахал на прощание.

Я помахала в ответ. Так и не узнав его имени.

Как это получилось, что вновь стало заметно только тёплое жёлтое мерцание в полуголых ветках, мягкий хруст гравия под ногами и шарканье шин по асфальту. Приятно стало пройтись до метро, подставляя лицо редким каплям, раствориться в мысленной перемотке этого необыкновенного вечера.

Дорога домой показалась такой удивительно короткой.

Прошло два дня, воскресная анестезия от реальности давно прекратила действовать, я вновь была подчинена привычному графику, работе в банке и тяжёлым мыслям о тщетности бытия.

В перерыве (обеденном, не от мыслей) увидела пропущенный вызов от своего нового незнакомого. Я его так и записала в телефоне. Пальцы дрогнули, выбирая ответный звонок.

– Алло.

– Привет! Ты звонил?

– Привет! Да, мы же в субботу идём на выставку, я звоню подтвердить, проверить, что у тебя всё хорошо и что всё в силе.

– А во сколько она?

– Начало в восемь. Это на пару часов, потом может где-нибудь поесть, если ты захочешь. Что, какие-то проблемы?

– Да нет… А где это?

– В Артплее. Туда не очень удобно добираться, но я буду на машине, могу тебя забрать и доставить обратно в разумное время.

– Нет! В смысле, нет, не стоит, я сама. Давай там встретимся. В восемь?

– Давай в восемь у арки. Ты была там?

– Да.

– Точно всё хорошо у тебя?

– Да, да. Спасибо, что спросил. А у тебя?

– Теперь вообще замечательно! До субботы!

– До субботы!

Осталось выжить три с половиной дня.

И придумать, как отпроситься.

***

Какое небо было в тот вечер. Первые сумерки, подсвеченные алым на горизонте и влажной кистью растушёванные до розовато-голубого. Спускаясь под пологую горку хотелось бежать вприпрыжку и пропускать свободу сквозь пальцы.

На повороте к творческому кварталу трамвай со скрежетом протиснулся в арку. Я перешла дорогу следом за ним и уже увидела каштановую макушку моего художника. Помахала.

– Привееет, – протянул он, – идём скорее, хочу успеть до открытия познакомить тебя с художником.

Им оказался невысокий коренастый парень неопределенного возраста. Хотя что это я опять про возраст. Приятный, похожий на викинга, с лохматыми светлыми вьющимися волосами, с аккуратно подстриженной и ухоженной бородой. Такой, будто к бороде у него больше любви. Или настроения хватило только на неё. Он вдруг странным образом напомнил мне примерно половину современных актёров-мужчин. Когда голубые глаза из-под густых бровей, волосы в хвостике на макушке, белоснежная улыбка, хорошая фигура.

На нём были кеды, тёмные джинсы и, неожиданно, мандариновая рубашка с тонким черным галстуком. У меня определенно есть вопросы к современному стилю. Что-то вроде: «Мне, конечно, плевать, что вы там обо мне подумаете, но бороду свою я мажу марокканским маслом, а так вот я какой разгильдяй, и кеды я не чистил уже три года, вообще, как проснулся, так и пошёл, я презираю все эти ваши социальные условности. А галстук у меня Эрмес. Но вообще-то я босоногий голодный художник, как встал утром нечёсанный, так и пошёл в мир». Мне от этого забавно. Хочется быть на него похожей, позволять себе всяческие вольности, потом говорить: «Я так вижу, принимайте меня такой, как есть».

– Знакомьтесь, это – Арсений, – и он протянул мне руку, – а это…

– Лиза, – я перехватила слово.

– Красивое имя, – сказал «мой» художник.

Арсений как бы этому даже не удивился. Наверное, в богемных кругах так принято. Ничему не удивляться. Всё всегда может быть частью перформанса или вообще философии жизни.