Наталия Романова - Мультяшка

– Доброго пути, – Мира приподняла бровь и всмотрелась в лицо будущего мужа.

Он был почти привлекательным и казался почти человеком, если забыть, за какую сумму он вежлив с ней, и что скоро им предстоит жить под одной крышей, и… нельзя исключать «случайность», как назвал их возможную близость Максим Аркадьевич. Интересно, за какую сумму он откажется от любой потенциальной «случайности»? Впрочем, учитывая, что финансами Мирославы отныне будет управлять именно он, вряд ли будет так просто его купить.

– Я приеду накануне торжества, – заметил спокойно он и снова скользнул взглядом по Мире.

Она невольно поёжилась, прочитав в глазах жениха иронию и ещё что-то, пока неясное. Отвернулась, решив, что разговор окончен, и увидела, как к ним идёт Целестина. Мира знала её всю жизнь и одно время, в детстве, даже считала своей бабушкой, другой у неё никогда не было. Родители мамы умерли давно, жена деда тоже, ещё до рождения Мирославы и всех своих внуков. Целестина отлично подошла на эту роль и исправно подыгрывала маленькой девочке, пока та не подросла и не стала понимать, что та ассистент дедушки, правая, левая рука и даже шея. И не только деда, но всех компаний, которыми владеет выжившая часть семьи Сильвестра – лично он и Мирослава, вступившая в наследство после смерти своих родителей и передавшая права на управление сначала деду, а теперь и мужу – со дня вступления в брак.

– Мира, привезли платье, – проговорила Целестина, посмотрев при этом на Максима, как бы спрашивая его о чём-то одними глазами. Видимо, не получив ответа, сжала губы и развернулась к Мире. – Портной ждёт.

– Свадебное? – Максим произнёс так, будто ему интересно. Лицемерный и скользкий тип!

– Траурное, – окатила в ответ Мира. – Каждый год новое. В год по платью.

– Прости, – произнес её собеседник почти искренне, но Мира не хотела с ним разговаривать. Она развернулась и ушла, быстро перебирая ногами, слушая привычный шелест под подошвами.

Каждый год один и тот же ритуал.

Платья Целестина подбирала сама, как и вызывала накануне портного, чтобы подогнал по фигуре. На следующей день Сильвестр ехал на семейное кладбище, там его сопровождала Целестина, а Мира дожидалась в машине, так ни разу и не выйдя из неё.

Когда-нибудь у неё найдутся силы, сердце перестанет отбивать бешеный ритм, и Мирослава сделает это. Когда-нибудь, но и не в этом году точно.

Потом дед садился в отдельное авто и уезжал куда-то, только Целестина и служба охраны знали – куда, а к ужину возвращался. Молчаливый, сморщенный, как засушенный опёнок, при этом несгибаемый, как железный прут. Выпивал рюмку водки. Это был единственный день, когда дедушка употреблял алкоголь, и уходил к себе.

Однажды Мира услышала, что Сильвестр ездит в этот день в церковь, но не поверила, она не встречала большего атеиста, прагматика и циника, чем её дед. Сейчас она бы не поверила тем более. Не дрогнув, он вынуждает единственную внучку выйти замуж, нисколько не считаясь с её мнением. Человек, хотя бы отчасти верящий в бога, высший разум или вселенскую справедливость, вряд ли поступил бы так.

Портной вышел из комнаты тихо, не издав ни звука, будто растворился в воздухе, сказав напоследок, что платье пришлют к пяти утра, и оно сядет ровно по меркам. Миру не интересовало, как оно сядет.

Она направилась в рабочий кабинет Целестины, который располагался рядом с дедушкиным, чтобы оповестить, что портной убрался из дома. Кабинет был обставлен добротной мебелью из натурального дерева, там пахло озоном от оргтехники и чем-то сладковатым. Царил идеальный, почти нежилой порядок, несмотря на то, что иногда ассистентка проводила там по восемнадцать часов в сутки.

Мира замерла у закрытой двери, из-за которой доносился разговор на повышенных тонах. Спорили Целестина и дед. Спорили – чего Мира не припомнила ни разу в жизни, ни в детстве, ни сейчас.

– У девочки свадьба, Сильвестр, – почти кричала помощница. – Тебе ли не знать, что происходит с Мирой после этих твоих ритуальных походов! Ты должен был или перенести свадьбу на другое время, или не принуждать в этом году девочку ехать с тобой!

– Она должна хранить память, она обязана это делать! – голос деда звучал громко и отчётливо.

– Каждый делает это по-своему, и она тоже, – зашипела Целестина. Мире показалось, что ещё немного, и из-под двери пойдёт едкий дым.

– Ты не знаешь, что это такое! – громыхнул дед, следом последовал хлопок, напоминающий удар книги о столешницу стола.