Лидия Будрик - Родной, любимый и чужой

Они вместе возвращались с волейбольного поля. Евгений Семенович посмотрел на девчонку и сказал:

– Приехал в Москву, а там ни одного соловья. Так скучно стало. Вот собрался и поехал обратно.

– Да, здесь тихо и хорошо, – согласилась с ним Саша. – Но так хочется уехать куда-то, где шумно, где люди живут свободной жизнью. Где много народу и можно затеряться в толпе. Ты идешь, и ты счастлива от того, что тебя там никто не знает.

– Обычно так поступают люди, у которых плохое прошлое или которых много обижали.

– О-о-о! – протянула Саша. – У меня такое криминальное прошлое! Ты разве не видел, в городе объявления на каждом шагу висят: «Разыскивается Пономарева Александра».

– И что же она натворила?

– Много чего, – вздохнула она.

– Саш, тебя кто-то обидел? Скажи, я поговорю с ним.

– Нет, – мотнула она головой и шагала дальше. – Я просто что-то загрустила. Скоро уеду отсюда. Жалко как-то всё стало.

– Ты же уедешь в город. Вот и затеряешься там.

– Шутишь? Туда все наши деревенские переехали, там точно не спрячешься. Там все друг друга знают. Ты идешь, а тебя все останавливают и начинают спрашивать: как там тетя Нина поживает? А как там бабка Маша себя чувствует?

– Тогда надо ехать в Москву.

– Кто меня отпустит? – усмехнулась она. – Да и я там никого не знаю.

– Ты меня знаешь. Идешь по Москве, а я тебя хвать за руку! И требую ответа: ты куда идешь, Александра, так поздно?

Саша улыбнулась, а потом грустно сказала:

– Здесь мама и папа похоронены. Я к ним каждый день на могилку хожу. Как я к ним тогда приеду?

– Мама и папа будут рады, если ты устроишь свою жизнь и будешь счастлива. Поверь, нельзя жить и держаться за могилки. Если даже там лежат самые дорогие и близкие тебе люди. За них можно молиться на расстоянии и приезжать, чтобы ухаживать.

– Мне их так не хватает, – ответила она дрожащим голосом и с трудом сдержалась, чтобы не заплакать.

– Я все понял, – остановился Женя и заглянул ей в глаза, – у тебя боль в сердечке и в груди. И за твоим веселым и покладистым характером, стоит ранимая душа одинокой девочки, которой так не хватает тепла и любви. И теть Нина тебе дать этого не смогла.

– Нет, – созналась Саша и дрожащим голосом попыталась оправдать тетку, – но она старалась.

– Я вижу, – качнул он головой и ему стало безумно жаль эту девочку, эту умницу и красавицу.

Они подошли к дому и остановились. Женя долго смотрел на нее, а Александра пыталась успокоиться и высушить свои глаза, чтобы ее слез не увидела Нина Николаевна. Потому что тогда начнутся расспросы и настоящие допросы, и тогда она расплачется еще сильнее.

– Давай посидим на лавочке, – предложил он.

– Нет, тебе лучше уйти, – попросила она. – Я хочу одна посидеть.

– Плакать будешь?

– Наверное, – пожала она плечами, а глаза вновь заблестели от слез.

– Не плачь, когда ты плачешь, у тебя нос краснеет, и ты становишься некрасивая.

– Пусть, – улыбнулась она сквозь слезы.

– Обычно это действует на женщин.

– А я не женщина, я девушка. Мне можно быть и некрасивой.

– Ни в коем случае! Тебе еще замуж выходить, – напомнил он.

– Пусть такую любит, а не в сто пудов косметики загримированную, – упрямо твердила Саша.

А сама всхлипнула тихонько и отвернулась от него.

Совсем стемнело. В окнах горел свет. А в зарослях сирени, знай, заливается, насвистывает звонкий соловей.

Где-то залаяла собака. А у дома напротив громко спорили две женщины, выясняя отношения. Вскоре их голоса смолкли, и опять наступила тишина.

Женя удивился, что именно сегодня за ними не увязался Миша. Обычно Наметов сам провожает свою подружку, а тут молча ушел и пока не появился.

Из окна высунулась Нина Николаевна и, не видя никого, громко позвала:

– Шурка! Иди домой!

– Иду, – мгновенно отозвалась она. – Сейчас иду.

– Дверь не забудь закрыть!

– Хорошо, – соглашалась на ее приказы племянница и стала прощаться. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – пожелал ей Женя. – Ты приходи завтра играть в волейбол.

– Приду, – дала она согласие и быстро шагнула к распахнутой калитке.

А сама закрыла ее за собой и убежала в дом, не желая, чтобы тетка вновь кричала и звала ее на всю улицу.

Евгений постоял так, глядя на окна, потом повернулся и медленно побрел к себе.

Позвонила Анна, и он мгновенно ответил:

– Да, я слушаю.

– Евгений Семенович, извините, раньше не могла.

– Что там у вас?

– Все опять вас потеряли. Сегодня ходили за мной по пятам. Такое чувство, что заподозрили неладное.