Я приезжаю в зал на скорости, за которую права должны испепелиться ещё до того, как вручу их копам. Клубы дыма рассеиваются по ветру, когда хватаю сумку из багажника и сломя голову несусь в сторону дверей. Отец всегда говорил: «Не хочешь оступиться – бей грушу». Так я и поступаю, избавляюсь от гнева на подопытном мешке.
Не останавливаясь в течение получаса, выбивая всё дерьмо, но оно не исчезает, а растёт на дрожжах. Доводит до нового уровня отчаянья, мотивируя задействовать больше сил.
Я не могу остановиться.
Не хочу.
Всегда добиваю себя, чтобы не убить другого.
Выплескиваю всё.
Трикси, которая засела в голове; урода, который тронул её; кретинов, что по непонятной причине запугивают её; Эмили, что вновь появилась на пути; их общение, которое наблюдаю на ежедневной основе; слова, что сказал сам того не желая. Я не в силах взять себя под контроль. Как будто сказав что-то, она тянет за язык, и я продолжаю. Так получает зелёный сигнал наша война. Никто из нас не хочет сдаться первым.
– Остановись, твою мать! – голос отца эхом отзывается в стенах зала, и я застываю, как по приказу командира.
Медленно поворачиваю голову, ощущая, как одежда пропиталась потом, будто на голову вылили ведро.
Карие глаза, что он подарил мне, искрятся гневом и замешательством.
– Какого чёрта ты вытворяешь?
– Тренируюсь.
– Это не тренировка, это дерьмо собачье. Снимай перчатки. Ты закончил.
– Я ещё не закончил.
– Снимай, чёрт возьми, перчатки! – гаркает он, из-за чего вздрагиваю на месте, как запуганный пацан.
Первый раз за всю жизнь, бросаю их на пол и, оставив на отце многоговорящий взгляд, грузно вышагиваю к дверям. Парни расступаются, подозревая, что я окончательно поехал.
В раздевалке с особым раздражением сбрасываю одежду и встаю под холодный душ. Ледяная вода не остужает горячий пыл.
Я обматываю бёдра полотенцем и выхожу в раздевалку, где отец, прибившись к стене и сложив руки под грудью, приступает сверлить красноречивым взглядом.
– Я спрашиваю, какая муха тебя укусила?
– Я уже говорил.
– Нет, это дерьмо я уже слышал.
– Значит, оно повторяется.
Повисает гнетущая тишина.
Я наспех натягиваю одежду, всеми силами сдерживая дрожь в руках то ли от ярости, то ли от усталости. Хотя последнее утверждение вряд ли правдоподобно. Я не ощущаю желаемое опустошение. Всё ещё грезю найти ублюдков и сломать руки.
Ладонь отца ложится на плечо и возвращает обратно.
– Остановись!
– Не хочу! – я дёргаюсь, сбросив руку. – Я. Не. Хочу.
– Ты сбегаешь, Мэйсон.
– Ты тоже это делал. Принц из маминых сказок постоянно сбегал.
На этот раз он не останавливает.
Мне тошно от себя. От собственной желчи. Мерзко от того, что позволил подобное в сторону отца. Но мы оба знаем, что это правда.
Мобильник не трезвонит. Он всегда звонил или писал сообщение, чтобы не совершил новые глупости, но ничего после сегодняшнего. Чувство вины следует по пятам. Давит. Удручает. Отец единственный человек, который знает меня от и до. Единственный, кто способен понять, принять и поговорить. Единственный, с кем могу поделиться и выслушать совет. Однажды довелось довериться другому, но что получил? Предательство. Я наивно полагал, что его может заменить другой человек. Моя ошибка. И сейчас я, скорей всего, безвозвратно испортил отношения, подорвав их основу.
Из-за безысходности и отвращения к самому себе, разбиваю мобильник. По экрану ползёт паутинка, в которую угодил по собственной глупости. Благодаря вспыльчивости.
Не понимаю, как оказываюсь на парковке кампуса, и, не теряя ни секунды, вылетаю из машины.
Не знаю, что мною движет, и что делаю, но извинения – минимум, который могу предложить. Больше нечего дать. Я обвинил её в том, чего она не делала, причинил боль, разбрасывался грубыми словами. Я никогда не извинялся, разве что перед мамой и Мэди, которую не смог защитить и уберечь. Но, не сделав это сейчас – возненавижу себя ещё сильнее.
Эмоции всё ещё бурлят под кожей, агонией ползут по крови, ведь так и не удалось сбросить тяжёлый груз. На самом деле, лишь усугубил, спустив часть демонов на отца. Знаю, он не расскажет маме, но отношения изменились, и она сама заметит. А это означает только одно: я больше не желанный гость в их доме. Я отрезал путь к семье.
Распахиваю дверь и слышу громкие голоса, выясняющие отношения.
Никогда не было дела до окружающих, если бы не глухой всхлип. Слишком знакомый всхлип. Тот, что уже слышал. Но и это не всё. Следующие слова, пронизанные испугом и отчаянием, заставляют сердце вырываться из груди.
Читать дальше