Светлана Багрянцева - Николь

Николь

Мне снова снится Демидов, и я просыпаюсь. Даже во сне он меня оставить не может. Хотя глупо отрицать, что я по нему первое время не скучала. Было такое чувство, будто потеряла что-то своë, родное.

Хотелось набрать его номер и позвонить. Я усилием воли себя сдерживала. Даже если Кирилл примет меня такую как есть, его родители будут против. Кто в России любит геев и трансгендеров? Практически единицы. Впрочем, не нужно нас любить, хотя бы относитесь лояльно и этого достаточно.

Я решила окончательно, что порву с прошлым, начну с чистого листа. С отметки нулевой километр. И я начала.

Несколько месяцев курсировала между клиникой и гостиницей при той же клинике. Сложная операция по смене пола в несколько этапов. Потом – уменьшение надбровных дуг и подбородка по женскому типу. На остальное я не жаловалась. У меня даже щиколотки были тонкие, как у девушки, и размер ноги небольшой.

Да, первые шаги были болезненными и трудными, но с каждой операцией я чувствовала, как мне становится легче. Душевное равновесие приходит в норму.

В это время я ни с кем не общалась, кроме Риты и отца. Названная сестрёнка сказала, что Демидов меня искал, а потом исчез из города. Она и о матери мне докладывала. Та вычеркнула меня из своей жизни, будто и не рожала никогда. Я запретила упоминать маму. Ничего не хочу о ней знать. Случись чего, я даже на похороны не поеду. Раз у неё больше нет меня, то и у меня её нет.

Заставляю себя встать с кровати и плетусь в душ. В уборной – большое зеркало. Теперь я смотрю на себя с удовольствием. Хирург постарался на славу. Даже шрамов не видно. Не зря я отдала такие большие деньги. Нисколько не пожалела об утраченном, о том, что осталась без богатства и перспективы наследства.

Никакие деньги не дадут тебе душевного спокойствия и равновесия, если его в принципе нет. Ты будешь купаться в деньгах, но чувствовать, что твоя жизнь в руинах. Подозреваю, что не все олигархи так думают, но раньше я именно так себя ощущала.

Теперь работаю простым бухгалтером. Имею двухкомнатную квартиру с недорогой мебелью и скромным ремонтом. И как бы это странно не прозвучало, я счастлива. Надо мной не довлеет властная мать. Никто не смотрит косо. Все знают меня как Николь Михайловну Ростоцкую. Никто даже заподозрить не может, что когда-то я была мужчиной. Голос сломался окончательно, перейдя в приятный женский тембр. Грудь ещё немного подросла и теперь это не прыщики. Всё ещё впереди, окончательно организм перестроится лишь через пару лет.

После душа захожу на кухню. Современная кофемашина, запрограммированная на определëнное время, уже выливает в кружку мой кофе. Утром только так – пара бутербродов и кофе. В обед поем вместе с девчонками в столовой при фабрике. Вечером иду к отцу поздравить его с днём рождения.

У папы дружная и любящая семья. Помню, как тряслась, когда отец привёл меня в свой дом. Он представил меня как дочь и, о чудо, все приняли хорошо.

– Михаил рассказал нам о тебе. Жаль, что твоя мама не давала вам видеться столько лет. Как бы ни было, это неправильно. Я бы ещё поняла, если бы Миша был уголовником или наркоманом. В нашем доме всегда тебе рады, Николь, – сказала мне папина жена.

Со временем мы с Татьяной подружились, она заменила мне маму. Попросила называть на «ты» и по имени.

Быстро пью кофе, зачем-то вспоминая прошедшие месяцы. Потом несусь одеваться и на выход. Опаздываю. Куртку уже застëгиваю на бегу. Мне ещё машину прогревать и до работы ехать.

Наша фабрика построена ещё в царские времена. Потом она претерпевала изменения. При советах построили большой административный корпус на месте старого. Говорят, тут сидела куча сотрудников, в том числе начальники цехов. С приходом «новых русских», фабрика пару раз переходила из рук в руки. Был кризис. Люди еле выживали, тут уж не до конфет и шоколада. И вот последний владелец, при котором я и работаю, сократил штат администрации. Он оставил минимум людей. Начальников цехов переселил туда, где им и положено быть. ПТУ, располагавшееся при фабрике и занимавшее несколько этажей, закрыли. Административное здание отремонтировали и сделали офисный центр. Стали сдавать кабинеты и целые этажи в аренду. Наша фирма, под названием «Грандвир», занимала два последних этажа.

Наконец-то я у фабрики. Паркую машину. Пулей выскакиваю из салона и несусь к зданию. Ноги разъезжаются на льду, и я чуть не падаю, ломая каблуки сапог. Меня подхватывает под локоть Катя, не давая упасть.