Мария Манич - Ненастоящая семья

Дроздов замирает, и теперь уже он оглядывает моё невысокое и тщедушное тельце с головы до ног, словно видит впервые. Ноздри его раздуваются, желваки на шее напрягаются, а взгляд, в котором последние минуты прыгали искры неподдельного веселья, становится холодным, почти злым.

– Ты предлагаешь мне деньги, Ленка? – с вибрирующими нотками в голосе спрашивает Рома.

– Я предлагаю тебе помощь, если она тебе нужна. Люди так делают. Приходят на взаимовыручку. Могу и деньги предложить, если надо. Возьму кредит. Дам расписку. Надо?

– Не надо. Ещё раз – нет, Канарейкина. Могу в письменном виде дать отказ и отправить по почте, если так будет понятнее. Твоё предложение меня не интересует, но я искренне надеюсь, что ты сможешь найти выход и решить свои проблемы. При этом не засунув свой хорошенький нос в мои.

После этих слов Рома обхватывает мои плечи и, чуть сжав их пальцами, двигает меня в сторону, освобождая себе дорогу. Смотрит в моё лицо несколько секунд, словно собирается ещё что-то сказать, а затем качает головой и, усмехнувшись, идёт мимо.

Безмолвно смотрю вслед его удаляющейся двухметровой фигуре, понимая, что мужа в лице Дроздова мне не видать как собственных ушей.

– И это твоя благодарность за то, что четыре года назад я научила тебя сносно целоваться? – кричу в широкую спину.

Рома запинается на ровном месте и останавливается. Оборачивается через плечо, прищурив глаза, и хриплым, словно не своим голосом произносит:

– Что ты сейчас сказала, Канарейкина?

Кажется, последнее замечание всё же было лишним. Кажется, стоило смириться с поражением и вернуться в аудиторию перебирать кандидатов в фиктивные мужья дальше. Только вот я уже так загорелась идеей, что в загс меня поведёт Дроздов, что просто не смогла смолчать!

– Мне повторить? – вздёргиваю подбородок повыше и складываю руки на груди.

– Рискни.

Дословно повторять что-то не хочется. А вспоминать о тех поцелуях было ошибкой. И то, что они вообще были… это было фатальной ошибкой моей бурной юности. О таком даже подружкам не рассказывают. Просто тихо хоронят в уголках своей памяти и надеются, что данный позор никогда не найдет выход наружу.

– Мог бы быть и посговорчивее. Я в своё время помогла тебе, теперь твоя очередь возвращать долги. Ничего личного!

– Как же ты меня достала, Канарейкина, – мотнув головой, произносит Рома.

– Я ещё даже ничего не успела сделать, Ромочка! – вставляю ехидно.

Он несколько секунд о чём-то думает, словно взвешивает все за и против, и вдруг начинает идти обратно ко мне. Широким уверенным шагом. Мне бы хотелось узнать, что он там только что решил в своей голове. Где будет прятать мой расчленённый труп? И я собираюсь об этом спросить, но вмиг тушуюсь, стоит повнимательнее взглянуть в лицо Роме.

От Дроздова исходит мощная аура ярости и чего-то ещё. Смотрит давяще, принуждая мою тонкую фигурку никуда не двигаться. У меня даже ладони вспотели и язык к нёбу прилип. Лучше б вообще отсох! Все беды в моей жизни – от болтливости.

Рома широкими шагами пересекает коридор. В котором, на минуточку, ни души! Все, как прилежные ученики-первоклашки, слушают бубнёж декана, доносящийся из приоткрытой двери аудитории.

Не стоило его бесить.

– Эм. Ты, кажется, собирался уходить, – решаю напомнить, потому что уже я пячусь назад к стене, до тех пор пока спины не касается прохлада бетона.

– Да ну? – обманчиво мягко интересуется Рома, ставя ладони около моей головы.

Видимо, первый шок от моего внезапного напора прошёл, и сейчас Дроздов выглядит совсем иначе.

Злой, уверенный в себе и очень нахальный. Такого Рому Дроздова я не знаю. Никогда не видела, не имела возможности познакомиться. Он всегда был где-то на периферии моей студенческой жизни. Мы редко пересекались и до сегодняшнего утра перекинулись разве что парой фраз.

А сейчас он смотрит на меня так, как давно никто не смотрел. Жадно. Раздевает глазами, бесцеремонно скользя взглядом ниже моих ключиц. Мажет по моей груди и опять возвращается к лицу.

Глаза в глаза.

Капкан захлопнулся. Хищник обернулся добычей.

Кожа покрывается мурашками. Весь мой боевой запал и энтузиазм, распалявший моё нутро ещё секунду назад, сдулся как по мановению волшебной палочки.

– Да? – пищу неуверенно. – Ром, ты чего?

– Я теперь тоже кое-что умею, Канарейкина. Показать?

– Можно я откажусь?

– А это был риторический вопрос, Лена.

Рома бесцеремонно вторгается в мое личное пространство, стремительно сокращая расстояние между нашими лицами. Задевает своим носом мой, делает глубокий вдох. Мгновение, и его дыхание обжигает мои губы. А потом уже его наглые губы осторожно накрывают мои.