Тата Кит - И только пепел внутри…

– Проходи, – буркнула она и отошла в сторону, пропуская меня в квартиру.

– Спасибо, родная, – придерживаясь за дверной косяк, вошел внутрь и скинул ботинки у порога.

Пальто помогла снять дочь. Она ничего не говорила, но по её тяжелому дыханию можно было понять, что она зла на меня.

Пальто висит на крючке, я почти сплю, держась за стену.

– Голодный? – нервно спросила дочь, отчего я очнулся и немного пришел в сознание.

Тот же вопрос мне задавала Маша, даже когда злилась, даже когда понимала, что я на ногах едва могу стоять.

– Да, – просто ответил ей и без особого приглашения прошел на кухню.

Подошел к плите и открыл сковородку, в которой меня ждала жареная картошка и одна котлета.

– Садись. Я сама всё сделаю, – оттолкнула меня дочь и выдвинула ящик стола, чтобы достать из него подставку под сковородку.

Чтобы не мешаться у нее под ногами, сел за стол и сложил перед собой руки. Вперился бессмысленным взглядом в узор белой скатерти и смотрел до тех пор, пока передо мной не оказались сковородка, вилка и кружка чая.

Всё тёплое.

– Бабушка давно ушла? – спросил, подцепляя вилкой ломтик картошки.

– Давно, – отрывисто ответила Катя.

Закинул картошку в рот и, почти не прожевав, проглотил.

– Ты жарила?

– Картошку я, а бабушка пожарила мне две котлеты, но сказала, чтобы я тебе их не давала. Ты не заслужил.

– Тёщенька, – хмыкнул своим мыслям и отломил немного от котлеты. Отправил в рот кусок и медленно разжевал. Глядя дочери в глаза, честно признался. – Твоя картошка гораздо вкуснее бабушкиной котлеты. Тебе точно десять лет, Кать?

– Точно, – невесело ответила она и протопала к выходу из кухни. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, доча, – произнес в пустоту.

Уставился в сковородку с картошкой. Отложил вилку и с силой потёр лицо ладонями, чтобы хоть немного взбодриться и донести свое полудохлое туловище до постели.

Для начала убрал всё со стола. Залпом осушил кружку сладкого чая и неуклюже всполоснул её.

Находясь в ссоре с вестибулярным аппаратом, покинул кухню, привычным ударом по выключателю, погасив в ней свет. По памяти добрался до комнаты, в которой чуть больше года назад засыпал и просыпался с женой.

Сейчас же меня ждала пустота. Пустота во всем: в комнате, в постели, в ощущениях, в чувствах. Пустота в сознании, когда я, рухнув лицом на покрывало, погрузился в долгожданную, заветную тьму, в которой нет ни снов, ни воспоминаний.

Не хотелось просыпаться. Не хотелось снова повторять один и тот же день, которым я живу больше года. Не хотелось видеть тоску в глазах дочери и презрение в глазах тёщи, которая прямо сейчас, наверняка, ковыряет мне мозг дистанционно.

Не хотелось просыпаться и снова обнаружить себя в постели одиноким.

Не хотелось…

Ничего не хотелось, но отлаженный годами механизм требовал действий.

Перевернулся на спину и уставился в белый потолок комнаты. Ничего. Ни трещин, ни вздутий, ни ямок. Ничего. Просто ровный белый потолок с шестью круглыми лампами по периметру.

Где-то, со стороны кухни слышен тихий звон посуды, ложек, вилок. Где-то там, на кухне, орудует тёща, привычно матеря меня, на чем свет стоит. Это длится недолго и уже стало традицией: она приходит утром, готовит завтрак, собирает Катю в школу и уходит на работу. Еще один отлаженный механизм, который работает, питаясь собственным ядом.

Вдохнул. Чувствуя усталость и ломоту во всем теле, сел в постели и почесал колючее бородатое лицо. Судя по положению простыней, ночью замерз и искал, чем бы согреться. Еще совсем недавно меня укрывала дочь каким-нибудь пледом, а до этого…

Провёл ладонями по сальным волосам и сжал их в кулаках. Тиканье настенных часов отбойным молотком по чугунной голове напоминало о том, что пора поднимать зад, привести себя в порядок и выдвигаться в ненавистную обитель знаний. Протер глаза так, будто пытался вдавить их в черепную коробку, настолько глубоко, чтобы не было шанса их оттуда выковырять и видеть всё то, что ежедневно приходится видеть в лицах родни, коллег, прохожих.

Опираясь ладонями о колени, поднялся с постели и выпрямился рядом с ней. Чертово головокружение и сухость во рту звали хорошенько проблеваться. Сомневаюсь, что я хоть что-то ел последние дни, поэтому в унитаз полетит горькая желчь.

Вышел из комнаты и сощурился от яркого света в коридоре. Скребя ногами по паркету, добрался до двери туалета и схватился за дверную ручку.