Необходимо помнить, что если вы оказались на юге в небольшом городке, подобно Язу, то первым делом вы должны сходить в церковь. Просто взять и сходить. Необязательно верить, но вы платите по счетам и делаете так, как делают все.
Я выбрала эту церковь, потому что это уютное небольшое строение, с белыми досками, тремя бетонными ступеньками и колокольней с черным чугунным колоколом. Позади церквушки находилось кладбище, где в окружении высокого кованого забора находились древние надгробья, уцелевшие со времен гражданской войны. Чуть дальше располагался небольшой холм, на вершине которого вместе с веревочными качелями стоял раскинутый дуб. Я представила себя на этих качелях, как я отталкиваюсь ногами в воздухе, и это… это была именно та церковь, в которую бы я пошла.
Боже мой, как действительно мало я знала о последствиях этого решения.
Сидя здесь, слушая речь пастора, его громкий голос, я чувствовала, как за мной наблюдал тот темноволосый юноша, отчаянно старавшийся особо не сверлить меня взглядом, но это у него не получалось. Мне нравилось чувствовать на себе его взгляд. Я ощущала себя сексуальной, просто сидя здесь, пока его шоколадного цвета глаза старались лучше разглядеть мою грудь.
Ему было примерно двадцать один или двадцать два, и в этом возрасте он уже был загорелым и мускулистым, очевидно проводя все свое время на улице, усердно работая и выкладываясь по полной. У него был небольшой белый шрам вдоль челюсти, что заставило меня задуматься о том, как он его получил. Руками он теребил складку на брюках цвета хаки, и мне невыносимо сильно захотелось ощутить эти руки на себе. Я желала, чтобы он прикоснулся ко мне, чувствуя, как неожиданная страсть быстро возросла в животе и овладела мной. Это же смешно, потому что через пару недель мне исполнится тридцать четыре года, а я запала на скромного парня, но все же я была прямо здесь, вожделея этого сексуального самца, только недавно покинувшего ряды подростков.
Я заерзала на скамейке, сидя боком и скрестив ноги в достаточно простой позе, но тщательно продуманной, чтобы смотреть на него и предоставить ему прекрасный обзор моих бедер и груди. Я надела все самое лучшее, что было у меня в гардеробе, впоследствии показавшееся мне слишком красивым, слишком откровенным и слишком дорогим, как только я вошла в церковь.
Проповедь тянулась вечность, и все это время мы строили друг другу глазки, обмениваясь «я — на — тебя — не — пялюсь» взглядами. Когда за рояль села пожилая леди и весьма отвратительно заиграла «О, что за друга мы имеем», я сбежала. То есть я почти выбежала из церкви. Я зацокала по ступенькам своими слишком высокими каблуками, широко шагая, насколько мне это позволяла моя слишком обтягивающая юбка.
Он был недалеко от меня, хотя я не осмеливалась оглянуться. Но я могла чувствовать его. Его глаза были устремлены на мою попу, когда я взбиралась на холм, так что я позволила себе чуть сильнее повилять бедрами, направляясь к качелям. Веревки на ощупь были шершавыми, ворсистыми, сотканными из старого волокна, которое касалось моих ладоней, когда я держалась за него, таким же старинным было серое деревянное сидение, грубое, маленькое и просевшее под моим весом. Я аккуратно оттолкнулась каблуками, наслаждаясь моментом, а затем стиснула колени, когда заметила, как он шел ко мне, что, по сути, было естественной привычкой всех женщин, которые постоянно носят юбки.
Как только он поднялся на холм и пристально на меня посмотрел, его рот слегка приоткрылся, словно он подбирал слова, отчего я позволила своим коленям слегка расслабиться. Я все-таки должна сделать это. Мой разум и влечение желали, чтобы я позволила ему мельком взглянуть, просто подразнить его, но физическая привычка заставляла держать колени вместе.
Моё либидо одержало победу.
Его глаза метнулись к моим бедрам, к маленькому темному треугольнику между ними. Его молния слегка выпирала, и я чуть шире развела колени. Он все еще пытался найти слова, когда я увидела, что его руки едва ощутимо задрожали. Я взглянула на него и вдруг осознала: он не был очередным участником проповеди, у него та же челюсть и длинный нос, как у пастора, тот же высокий рост, худой, хотя и в отличной форме, в то время как пастор выглядел больше его в два или три раза. Значит, он был сыном пастора. Ребёнок священника. Мой отец был священником до того, как умер от сердечного приступа, а это случилось как раз в год, когда я уехала со своим Дэном. Я знала, какие дети были у священников: защищенные от всех, скрытные, хранившие невинность подальше от всего мира и всевозможных его проявлений. А главное, они находились подальше от таких женщин, как я.
Читать дальше