довели . Они специально довели меня до ручки. Я, знаете, и так долго терпела их провокации. Я умею терпеть, я терпела, как Вы мне и советовали, я старалась не реагировать, но и моему терпению подошел конец! Они перешли допустимые границы. Все, что они говорили прежде, я могла проглотить. Я молча стирала с лица их ядовитые плевки, стискивала зубы, сжимала кулаки – но уходила, не трогая их. Вы лучше меня знаете, как они меня ненавидят. Вы знаете, за что. Я знаю, за что. Они тоже знают. Так почему, когда последняя капля переполняет чашу, виноватой оказываюсь я? Разве не они наполняли эту чашу? Разве не они ее наполняли каждый день, намеренно, специально, целеустремленно? Они получили по заслугам. Я ни о чем не жалею, – взмахнув ладонью, отрезала девушка и замолкла, напоследок в негодовании выдохнув носом, как это делают псы.
В эти слова она вложила весь гнев, обиду и возмущение, что в ней томились. Больше ей нечего было сказать. Владимир Александрович посмотрел на студентку с жалостью, сжал губы, вздохнул, затем сел на стул напротив нее. Их разделяло каких-то полметра.
– Леночка, ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь, – мягко заговорил он, будто обращался к ребенку. – Я тебя всем сердцем люблю, люблю колоссально, однако… – он снова вздохнул, еще тяжелее, чем прежде. – Сильно болит?
– Болит, – призналась она, дернув плечом.
– Расскажи мне подробно, как это случилось.
Девушка отвернулась и посмотрела в окно, плотно сжимая губы. «Она такая хрупкая, такая… – думал Владимир Александрович, рассматривая ее, – как она могла участвовать в этом?»
– Леночка, девочка моя, не молчи, рассказывай. Расскажешь, а потом подумаем, что с этим можно сделать. Ну?
Девушка повернула голову, и Владимир Александрович слегка испугался того, что увидел в ее глазах. Будто бы на него смотрел человек, которому нечего терять. Человек, готовый убить себя, а заодно и всех пассажиров автобуса или вагона метро. Такой взгляд можно было увидеть только по телевизору, когда показывали террористов-смертников. Мужчина отогнал неприятную мысль.
– Месяц, – четко выговорила она. – Месяц я терпела их издевки. Они не упускали ни единого случая, чтобы облить меня грязью, и обязательно – при всех. Они придирались ко всему. Мой внешний вид. Мое поведение. Мои ответы на занятиях. Мой голос. Моя одежда. Семейное и материальное положение. Месяц. Пять дней в неделю. Я терпела. Они во всем находили изъян, во всем видели повод. Нет ни одной сферы моей жизни, которую бы они не высмеяли. Последние несколько дней я уходила, сжимая кулаки. Старалась избегать их. И они это видели. Они заметили, что почти дожали меня. Оставалось еще чуть-чуть, чтобы я сорвалась с цепи. И они этого жаждали. Они налетали на меня, как стервятники. Их провокации стали невыносимыми. Они понимали это и следили за моей реакцией. Эти двое… они… они просто… не могут называться людьми. А остальные – позволяют им издеваться надо мной, провоцировать меня. Им скучно. Они хотят зрелищ. Знают, что я долго терплю, но если дойду до границы, то… Они получили, что хотели.
Девушка прервалась, чтобы вновь ощупать ранку на лбу и разбитую губу, и поморщилась от боли, тупые удары которой взрывались в висках.
– Леночка, что они сказали? Или сделали?
– Они оскорбили мою мать. Самыми последними словами. И добавили, что я ничуть не лучше. И засмеялись. Все это случилось, когда преподаватель вышел из аудитории. Они совсем не ожидали, что я брошусь на них. Думали, я стерплю, как обычно. Ведь идет занятие, и я обязана стерпеть, чтобы не нарушать дисциплину. Но я… Дайте мне воды. У меня горло пересохло.
Владимир Александрович встал, прошел к своему столу, вытащил откуда-то граненый стакан, поднял и наклонил графин с водой.
– Держи.
– Спасибо.
Девушка сделала два больших глотка, задумчиво помолчала и сделала еще один.
– Что было дальше?
Владимир Александрович снова сел напротив нее, забрал стакан и отпил из него сам. Он не брезговал пить. Лена была единственной студенткой во всем институте, к которой директор испытывал действительно сильную симпатию. Он хорошо знал ее, хорошо знал и ее положение. И то, как поступала эта девушка, всегда восхищало его. Любая на ее месте давно бы сдалась и все бросила. Но Лена тянула свою бурлацкую лямку, сцепив зубы. И почему-то именно за это многие терпеть ее не могли.
– Дальше, – повторила Лена, словно впервые слышала это слово. – Дальше я… я просто кинулась к ним. Опрокинула парту, за которой они сидели. Обе упали со стульев. Все вокруг вскочили со своих мест, но участия не принимали. Кишка у них тонка. Они хотели зрелища – они его получили. Я была… в ярости, о да. У меня плыло перед глазами. Я мало что соображала. Схватила Вику за волосы, пока она не успела подняться с пола, начала бить лицом о спинку стула. Это было… это…
Читать дальше