Анна Гур - Канарейка для ястреба. Реальная жизнь

– Забавная ты, Адик. Вся как на ладони. Не ломаешься, не заигрываешь. И при этом… – замолкает, не договаривает и меняет тему: – Ну же, малышка, поговори со мной. Я же не просто так сижу на твоей кухоньке и пью эту балду.

Грустно улыбаюсь. Конечно, для опытных мужиков во мне нет тайн. Все на лбу написано. Хотя, и Фил не дурак, два плюс два сложить может. Мне нужны деньги, и я должна их раздобыть… Ждет моих шагов. Выжидает.

Принимаю решение довериться. Выдыхаю и смотрю в суровое лицо Гринвуда.

– Фил… – устремляю взгляд на мощную мужскую фигуру, застывшую напротив. – У меня есть несколько очень дорогих украшений, которые нужно сбыть, и сумма может оказаться близкой к той, которая нужна на лечение мамы. Я… ты можешь помочь с этим? У тебя ведь есть выходы на людей, которые заплатят…

Гринвуд вдруг как-то подбирается и смотрит на меня не моргая. Не могу понять, что за эмоции проскальзывают на его лице. Почему-то кажется, что он меня сейчас ударит. Инстинкты кричат: “Беги!”.

Не понимаю, что именно его взбесило, но вижу, как сильные пальцы обхватывают кружку до побелевших костяшек. Замечаю это даже сквозь вязь татуировок и сглатываю. Чашка чудом выдерживает подобную хватку и не разлетается вдребезги, ошпарив Фила горячим напитком.

В чем прокол? Чем я его выбесила?

Встречаю лучащийся грозовыми тучами и молниями острый взгляд. И меня накрывает пониманием. Осознаю, о чем именно сейчас думает Гринвуд.

Откуда у девчонки из трущоб могут быть дорогие украшения?! Он окидывает меня цепким взглядом. Лицо меняется, становится жестким, напряженным.

Подмечает брендовую одежду. Видно, до этой секунды не придавал значения обертке, в которую меня запаковали.

В серых глазах исчезает озорной блеск, который там присутствовал до этой секунды. Я понимаю, что он там был только после его исчезновения. Фил меняется. До этого мгновения он просто забавлялся.

Передергиваю плечами от стыда и горящей в груди обиды. Гринвуд посчитал меня шлюхой, приравнял к элитным проституткам.

Больно и понятно…

Может, и не далек он от истины. Кем я была для Тайгера? Вспоминать не хочу.

Вот поэтому и хранила секрет. Я так и не сказала матери о некоторых подарках Ривза. Побоялась реакции. Интуитивно понимала, что неправильно принимать подобные украшения от чужого пацана, но тогда Ривз был всем. Часть сердца, которое без него превратилось в обрубок.

– Почему ты не носишь мои подарки, ммм? – горячий шепот, скольжение языка вдоль ушка, в которое вставлены обыкновенные неприметные гвоздики, и мурашки по всему телу, когда прикусывает мочку и играет с сережкой языком…

Все тело постреливает импульсом желания. Смыкаю ноги сильнее. Смущаюсь. Говорю правду, отчасти.

– Мне некуда надевать подобный гарнитур, Тай.

Мужской смех и поцелуй в шею. Слабею. Сильные руки вдавливают в стальное тело.

– Ты не оставляешь мне выбора, Птичка… – шепот и скольжение языка, – чтобы увидеть свой подарок на тебе, придется слетать в оперу…

Разворачивает меня, и я тону в лучистых сине-зеленых омутах.

– Думаю, тебе понравится Ла-Скала…

Моргаю.

Смотрю в озабоченное лицо Гринвуда. Все ложь.

Тайгер Ривз всего лишь подгонял очередную игрушку под необходимый уровень и только. Пусть так.

Сейчас эти украшения могут спасти жизнь близкого. Именитый ювелирный дом не производит дешевки. Мажор подобного уровня не скупился. Я была его вещью, которую привередливый хозяин обернул в привычную упаковку.

Опять воспоминание.

Я стою на мосту. Острые грани ювелирной коробки режут ладонь. Тело трясет в ознобе. По ощущениям у меня жар. Кости ломит. Рассматриваю быстрый речной поток внизу. Чувств нет. Хочу избавиться от всего, что напоминает о Ривзе. Если бы могла, выкинула бы все воспоминания.

Не могу! Ни забыть, ни уничтожить, ни выкинуть…

Рыдаю. Вглядываюсь в прозрачную глубину и сдаюсь. Скатываюсь по ограждению и сажусь, облокотившись о преграду.

Долго сижу, пока, наконец, не нахожу себя рассматривающей закат. Возвращаюсь домой в надвигающихся сумерках.

Пока мать на работе, вспарываю брюхо старой игрушке. Друг детства принимает в свое плюшевое нутро мою тайну, становится молчаливым напоминанием и убирается с глаз долой в шкаф.

Не хочу видеть. Не могу вспоминать.

Чашка с силой грохается о стол и Фил устремляет на меня холодный взгляд. Его глаза меняют цвет, темнеют, приближаясь к оттенку мокрого асфальта.