Алиса Нокс - Прокатимся, мэр?

Но в мэрию пошел один, не дожидаясь его.

Он с мстительным удовлетворением отметил, что Мирославу пришлось ускорить свой – вальяжный – ход, чтобы успеть в лифт. Ну а в самой кабинке, где их не видела ни одна живая душа, Богдан надумал воплотить вторую часть плана по укрощению строптивого. Мало кто знал на работе, каким он мог быть. И бывал. Не зря же он, черт возьми, Близнецы по гороскопу. Двойственность натуры, все дела. Богдан мог быть доброжелательным и покладистым, но, если вывести его из себя, жди беды на свою голову.

Мирослав проскочил в кабинку, запыхался, в одной руке он держал и кофе, и недоеденный хот-дог, широко расставив пальцы.

Едва створки лифта закрылись, Богдан шагнул к Мирославу и оперся о стену рукой справа от его головы.

– Теперь давай кое-что проясним, – заговорил он, заметив, что невозмутимость собеседника дала трещину. Тот вжался в стенку, но взгляд не отвел. – Я не позволю тебе со мной так разговаривать, ясно? Я тебе не какая-то малолетка из двора. Если ты не в состоянии отличить одно от другого, то, боюсь, успеха в жизни ты особого не добьешься. Ты будешь со мной вежливым, ты будешь делать то, что я прошу, и ничего больше. А если не сможешь, то вылетишь отсюда как пробка из бутылки, и я позабочусь, чтобы все твои потенциальные работодатели получили отвратительные рекомендации о том, что ты из себя представляешь.

Закончив гневный спич, Богдан перешел в режим добряка. Он широко улыбнулся и – не смог отказать себе в удовольствии – бережно поправил воротник черной куртки Мирослава.

– Как считаешь, договоримся мы или нет?

Мирослав заметно сглотнул.

Тогда Богдан и понял, что перешел грань дружеской дистанции, фактически навис над Мирославом, наверное, в пылу эмоций не заметив этого. И теперь, едва злость полностью отступила, он почувствовал близость парня, почти мужчины, всевозможными рецепторами.

Дыхание Мирослава оседало на его губах, пока Богдан рассматривал его лицо в мельчайших деталях (бери – ресницы считай) и принюхивался к его запаху. За древесным парфюмом, который ощущали все, скрывался его личный аромат: который можно обнаружить, уткнувшись носом в ложбинку между ключицами.

И как же Богдану захотелось сделать это…

«И иск за домогательства к детдомовскому парню поставит крест на твоей карьере», – быстро вразумил его внутренний голос.

Миг помешательства прошел, Богдан отступил, уткнулся в стену.

Без слов он крыл себя последними прилагательными.

Надо же так облажаться. Подошел близко, вторгся в личное пространство и сам же пострадал. Если Мирослав перекрутит это, выставит как нападение, Богдану конец. Ему оставалось надеяться на две вещи. Во-первых, что Мирослав не захочет злить его, ведь угроза о неприятных рекомендациях была реальной и осуществимой. Во-вторых, может быть, он не заметил никакого сексуального напряжения или, например, голода в глазах Богдана.

И, едва лифт остановился, Мирослав разбил одну из надежд мэра.

Все он заметил и сказал:

– Таким вы мне больше нравитесь, – криво улыбнувшись.

Подожди, что?..

Богдан едва не прозевал момент, чтобы выйти на своем этаже, на обдумывание таинственной фразы Мирослава времени у него не осталось. Люди, спешащие спуститься, обступили кабинку, и Богдан начал обмен рукопожатиями, потеряв мальчишку из виду.

За два дня работы с Мирославом Богдан понял одну крайне парадоксальную вещь.

Чем лучше он вел себя с этим парнем, тем больше тот мотал ему нервы. Зато стоило наорать на него, еще раз пригрозить чем-нибудь, ответить на колкость колкостью, а не мягким замечанием, чтобы поменьше болтал, как Мирослав тотчас становился шелковым и покладистым. Эффект длился, конечно, не так долго, как хотелось Богдану, но зависимость прослеживалась четко и однозначно.

Он раскрыл этот поведенческий коллапс Мирослава и… На том и остановился.

В четверг Мирослав провел в его кабинете как минимум час, и все это время методично вписывал в планер Богдана встречи из приглашений, посланий и документов. Такую работу без проблем сделала бы и Зина. Тогда Богдан об этом не подумал, будучи до сих пор не в себе после инцидента в лифте, он загрузил стажера тем, что первое пришло в голову, выделил для него место по другую сторону стола, а сам сел в кресло, стараясь держать лицо.

Сначала все шло хорошо, но под конец первого часа Мирослав, наверное, все же заскучал.

Он позволил себе несколько хамских ремарок о работе мэра.