Алексис Холл - Розалина снимает сливки

– Как-то несправедливо, что он смог исполнить свою мечту, а ты – нет.

Что ж. Такой разговор невозможно вести, не чувствуя себя отвратительно. Хуже того, люди продолжали находить все новые и новые способы нагонять на нее ужас. Честно говоря, «Увы, твои мечты обернулись прахом» – это лишь иначе сказанное «Ох, бедняжка, твоя жизнь разрушена». Но в случае с Аленом речь шла исключительно о ней и о том, кем она могла бы стать, несмотря на общий принцип, что милые девушки из среднего класса бросают университет, чтобы делать карьеру, а не рожать детей.

Что-то… что бы она ни почувствовала, должно быть, отразилось на ее лице, потому что он остановился и осторожно повернул ее к себе.

– Извини, Розалина, – сказал он. – Я не хотел задеть тебя за живое.

Было слишком сложно. Потому что, несомненно, было больно. Просто она не совсем понимала, откуда исходит эта боль. Она сделала глубокий вдох.

– Нет, все в порядке. Я сделала свой выбор. Я люблю свою дочь и… и… и… вот и все.

– Я понимаю. Но, – он пристально посмотрел на нее, – у тебя, наверно, были… варианты?

Она знала, что за эвфемизм стоял за «вариантами».

– Ты имеешь в виду, почему я не сделала аборт?

В его глазах промелькнуло удивление. Возможно, он не ожидал, что она это скажет. Большинство людей не ожидало.

– Наверно, да.

– Я не захотела. Это не важное политическое заявление, но я не религиозна. В тот момент для меня было правильно… не делать его. Поэтому я не стала.

– А твои родители не сумели… – он махнул рукой, – что-нибудь придумать?

Она невольно засмеялась.

– Что-нибудь придумать? Ты как будто предлагаешь, чтобы парень по имени Джоуи Девять Пальцев сделал мне бетонный макинтош.

– Я скорее имел в виду, что они могли бы присмотреть за ней, а ты бы тем временем вернулась в университет.

Конечно, у них был и такой разговор.

– Ты уже знаком с моим отцом. Ты бы оставил с ним человека, которого любишь больше всего на свете?

– Ты ведь выросла хорошим человеком.

Если не считать работы без карьерного роста, едва оплачиваемых счетов и смутной уверенности в том, что она все испортила, возлагая все надежды на телевизионное шоу по выпечке, то… да.

– «Хороший человек» – это как раз то, кем я стараюсь быть.

Его рот изогнулся так, словно он намекал ей запрыгнуть в его двуколку.

– Ты лучше, чем просто хороший человек. И ты это знаешь.

Это были лишь слова. Явно лишь слова. Но втайне она была рада, что он считал ее такой.

– Спасибо. Ты… тоже вполне хороший.

– Полегче. Такой лестью недолго вскружить мне голову.

Она застенчиво засмеялась.

– Медовоустая дьяволица. Да, я такая.

И он тоже рассмеялся, не так застенчиво.

Разумеется, именно в этот момент Розалина, испытывавшая огромное облегчение от того, что они, похоже, вернули… свое, чем бы оно ни было, запаниковала и попыталась снова все испортить.

– Так… мы… помирились? Значит, между нами… все хорошо?

– Розалина-эм-Палмер, – теперь его глаза говорили: «Выпрыгивай из моей двуколки в какое-нибудь место поинтереснее», – разве «хорошо» – это достаточно?

В ней все затрепетало – по-настоящему, без лжи. И она всем своим видом показала, что готова к поцелую, подняв голову и надеясь.

Но Ален лишь на мгновение взглянул на нее, прежде чем отойти.

– Идем. Если мы в скором времени не доберемся до речки, лучшие волны разберут без нас.

Они пошли дальше. И на этот раз молчание было комфортным. Или настолько комфортным, насколько это возможно, когда пытаешься придумать, что бы такого приятного сказать.

– Расскажи еще что-нибудь о себе, – предложил Ален. – Такое ощущение, что мы много говорим о том, о чем ты обычно не рассказываешь, и очень мало о том, о чем говоришь.

Ладно. Фокус был в том, чтобы не запаниковать и не соврать снова, чтобы прикрыть свою скучность.

– Что ж. Естественно, я люблю выпечку. У меня есть дочь. Ее зовут Амели. Я работаю в магазине канцелярских товаров, это очень интересно. Я пыталась научиться вязать, потому что мне кажется, что это здорово, но так и не нашла времени, чтобы что-нибудь связать.

– Да, я вижу в этом недостаток.

– Это часть материнства. Увлечения ребенка становятся твоими. Так что теперь я довольно много знаю об акулах, балете и космонавтах.

Он весело хмыкнул.

– А что насчет тех лет, когда ты еще не была мамой?

– Боже мой. Я все время училась. И даже научилась играть на скрипке, чтобы мое резюме выглядело более разносторонним.