Лев, может, и подождать, а вот Ванька нет. Нужно было как можно быстрее вернуть себе его расположение и внимание. Заинтересовать, заставить убедить, что то место, куда он сбежал не то, что ему нужно. Но, сейчас отчего-то вдруг стало казаться, что эта задача будет не из легких.
– Ванечка, – обратила снова к мальчику. – Неужели ты совсем не скучал по мне?
Сглотнув образовавшийся ком в горле, посмотрела прямо ему в глаза, боясь разорвать наш зрительный контакт.
Если он сейчас ничего не ответит, у меня просто опустятся руки, но малыш вдруг засопел и едва различимо кивнул. А потом произошло вдруг чудо. Ванька подался ко мне и, когда я помогла ему выбраться из-под кровати, кинулся ко мне на шею.
– Маленький мой. Я так за тебя волновалась, – всхлипнув, прижала его к себе ещё крепче. – Места себе не находила…
Время вдруг замерло. Внешние звуки будто исчезли, и остались лишь мы одни на всём белом свете.
На душе вдруг стало немного легче. Его защитный панцирь дал трещину, вселяя в меня надежду, что всё обязательно будет хорошо…
Что этот мальчишка вернётся ко мне. Забудет свою прошлую и доверит свою настоящую жизнь любящей его женщине.
– Всё хорошо… теперь у нас непременно всё будет хорошо, мой дорогой. Помнишь, что я тебе говорила?
Мальчик снова кивнул, не разжимая своих объятий.
– Совсем скоро я покажу тебе твой новый дом, – сдерживая слёзы облегчения, продолжала я. – Сходим в парк аттракционов… Хочешь?
Ванька снова кивнул, и я уж было подумала, что он что-то скажет или покажет жестами, как нас прервал стальной голос заведующей.
– Выбрался, наконец, проказник! – недовольным тоном произнесла она. – А ну мигом на санобработку, пока ты мне вшей сюда не занёс…
Ванечка, услышав её, инстинктивно сжался и спрятал лицо у меня на шее.
И не мудрено, ведь все дети как огня боялись закрытого бокса, куда таких беглецов как он, помещали на карантин.
Представив, что мой ребёнок останется на три дня в комнате с обшарпанными серыми стенами и холодным полом, тут же стало не по себе.
– Конечно, Елизавета Фёдоровна, – не отпуская от себя ребёнка, сказала я. – Мы сейчас хорошенько помоемся, покажемся медсестре и вернёмся…
От сказанных мной слов мой мальчик немного расслабился. Мой тихий, но уверенный голос всегда его успокаивал. В моём лице он видел защитника и всегда доверял. И сейчас я этим пользовалась, чтобы ещё больше расположить к себе.
– Ну ладно…– хмыкнула женщина. – А потом, Мединская, попрошу заглянуть в мой кабинет. На пару слов.
– Хорошо, Елизавета Федоровна. Я обязательно к вам зайду.
Зоркая вышла за дверь, и мы с Иваном снова остались наедине.
– Ну что? – спросила его, освобождаясь из его детских объятий. – Идём приводить тебя в порядок? Мыли-мыли трубочиста… чисто-чисто, чисто-чисто! – смеясь, пробежалась пальцами по его маленьким ребрышкам.
Губы малыша дёрнулись в улыбке, но потом снова вернули свой прежний вид.
Победа! Маленькая, но победа. Я двигаюсь в правильном направлении.
Всё наладится. Мы начнем всё сначала. Шаг за шагом пройдём этот путь и обретем своё счастье. Ведь мы оба его заслуживаем.
После непродолжительных водных процедур моего мальчика отвели в столовую, а я, как и обещала, пошла на разговор к заведующей.
Мне так же, как и ей, было что сказать и спросить. Первое, что хотелось узнать, это адрес биологической матери Ивана. Ещё хотелось получить консультацию с местными юристами, ускорить процесс усыновления и забрать, наконец, к себе мальчика.
И почему всё так тяжело и не просто…
Глубоко вздохнув, постучалась в дверь кабинета Зоркой и вошла внутрь.
– "И царица над ребенком, как орлица над орленком…" – хмыкая, встретила меня женщина. – Отмыла чертёнка?
– Да, – улыбнувшись, кивнула ей. – И спасибо, что позволяете это делать.
Я прекрасно понимала, но не должна была находиться здесь и делать то, что делала. Зоркая была хоть и строгой женщиной, но с широкой душой и добрым сердцем. На свой страх и риск позволяла мне приходить и проводить с Иванов время. Не всякий бы это позволил.
– Да что ж я не понимаю, как это нужно Ваньке? – ответила она мне и, потянувшись за серой папкой, кинула её передо мной. – Ознакомься.
На душе резко стало неспокойно.
– Что это? – подцепив её, развязала шнурок и посмотрела на то, что лежало внутри.
– Заявление? – спросила её, вчитываясь в неразборчивый почерк. – Нет… не может быть.
В глазах потемнело и в голове стало дурно.
Читать дальше