Айрин Мэл - Завещание 2. Регина

– Вот только давай ты не будешь строить из себя моего папочку, ладно? – я начала злиться не на шутку.

– Зачем мне его из себя строить, если он у тебя и так есть. И, поверь мне, если бы он увидел, в каком ты сейчас состоянии, он бы не посмотрел на твой возраст и статус, а вытащил ремень из брюк и всыпал бы тебе по заднице до кровавых полос.

Я подперла щеку рукой и почти легла на стойку, поскольку держать голову ровно сил уже не было.

«Все-таки хороший вискарь попался. Вначале не трогал, а теперь вон как вставило», – от этих мыслей пьяная улыбка расползлась по моему лицу.

– А ты, папа, из этих что ли, из извращенцев? – пролепетала я и неожиданно даже для самой себя расхохоталась до слез. Истерика, наверно. – А то у тебя вон, как глазка заблестели, когда ты про ремень сказал, – и снова взрыв смеха.

Да, знатно меня накрыло. Вроде остатками мозга понимаю это, а вот поделать с телом уже ничего не могу – живет, зараза, самостоятельной жизнью, и к последней работающей клеточке мозга прислушаться не хочет.

Мой визави смотрел на меня спокойно, даже почти равнодушно, пережидая, пока пройдет моя истерика. Почти равнодушно. Потому что на самом деле я знала, что это один из тех немногих людей, которым искренне на меня не плевать.

Тогда у любого нормального человека возникнет резонный вопрос: почему, зная это, я тут строю из себя непонятно кого, напрашиваясь на жалость? А я отвечу: нервы, обида и виски – плохие компаньоны, особенно, если собрать их всех вместе.

Внезапно щеку обожгло. И я поняла, что это Владислав Александрович любовно всек мне по пьяной физиономии, чтобы истерика прошла. Только почему-то получилось еще хуже. Я разразилась слезами. Да так душевно. С криками и воем во все горло, насколько воздуха в легких хватало.

Накипело!

Навалилось!

Сущевский еще с этим его последним проектом словно с цепи сорвался. Будто бы подменили человека. Один из самых адекватных моих заказчиков и верный друг, с которым без обиняков можно поговорить обо всем. А теперь, словно демон в него какой вселился. Нервничает! Орет! Придирается! Я же ему раньше проекты сдавала с закрытыми глазами – все ему нравилось. Без претензий. Он и картинки-то почти не смотрел. А потом что-то случилось. Словно переметнулся человек на темную сторону бытия. Осатанел мужик окончательно! В последние полгода стал совершенно невыносим. Будто другой человек. Почти с самой вечеринки в честь моего дня рождения я Глеба не узнаю. Нет больше моего верного друга. Подменили его все-таки якудза проклятые. Чтоб они все харакири себе сделали. Ведь на месте моего Глеба теперь гондон какой-то!

И Руслан…

При мысли о нем… О том, что его больше нет… Словно пожар в груди разгорелся. И такой болью во всем теле полыхнуло. Словно мне вкололи магнезию, одновременно ударили током, а в каждую часть тела по ножу воткнули. И тело это совсем умирать не собирается, дабы облегчить мне все эти муки. Нет, оно продолжает жить. Жить и чувствовать эту боль. Что не поддается объяснению и в голове не укладывается. А лишь сердце разрывает в мясо на кровавые ошметки.

Пусть не любил он меня никогда! Знала я об этом! Знала, мать его! Как же больно… Только я все равно хотела, чтобы он жил.

Я не провела с ним вместе годы, а считанные месяцы, но это была моя личная сказка. Страшная сказка с печальным концом, лишившая меня сердца и разбившая на осколки мою душу, но накрывшая меня некой наркотической эйфорией. Я порой себя чувствовала членом клуба любителей пожестче. Он меня мордой в дерьмо, а я улыбаюсь. Говорил, что никогда не буду для него важна, а я соглашалась, готовая хотя бы объедки со стола его внимания собирать. Фотки Марго своей при мне рассматривал, рассказывал, как гордится ей, восхищается, а я слушала.

Почему?

Нет у меня ответа на этот вопрос! Нет!

Наверняка знала и знаю лишь одно, что он был моим личным наркотиком, моей персональной зависимостью. И теперь у меня наступила настоящая ломка! Потому что такого товара больше не достать. Мой личный дилер ушел в другой мир. Все последние недели я отказывалась это принимать, а вот сейчас осознание как-то резко накрыло.

Ничего больше не говоря, Владислав Александрович лишь обнял меня и гладил по голове, как маленькую, пока я размазывала сопли по его дорогому пиджаку. Но он стоически терпел. И ни слова мне потом не сказал. Как всегда. Еще одна моя скала. Он и Килим.

– Рассказывай, – просто сказал он, когда моя истерика стихла.

И я рассказала. Сбивчиво, постоянно путаясь в словах и заикаясь. Про Руслана, про бабу его и про завещание.