Ника Горн - Если путь осязаем

– Да пошел ты, – только и успел выпалить Герман, толкая старшекурсника локтем.

Оказалось, что тот был чемпионом Москвы по боксу в суперлегком весе и вырубил всю германовскую браваду с одного короткого левой. А падать с почти двух метров – не самая развлекательная история. С того дня наученный старался держать локти и кулаки при себе и обходиться виртуозностью речи.

После диплома вольница показалась ему раем. Парень отрывался, как в последний раз. Тетя Сима сокрушалась от такой неприкрытой животной распущенности. И как же она радовалась, когда, наконец, приходила то девочка Оленька, то девочка Светочка. Мать всё ждала, кто же из них сумеет его усмирить. Никто не сумел. Кирина беременность развернула нашего на тот момент уже гражданского товарища на 334 градуса, окончательно выбила из него юношеский максимализм и спровоцировала скоропостижную женитьбу на Люсеньке.

– А как ты хотела, Кира? – возмущался он много лет спустя. – Я что, должен был всю жизнь один жить, тебя ждать? У всех семьи складывались, дети. Я тоже решил, что пора. Ты же со мной не советовалась, когда решила стать матерью.

– Да при чем тут матерью. Ты же ничего не сделал, чтобы я была рядом. Ни одного малюсенького шага, ни одного значимого поступка. Топтался, топтался, всех вокруг топтал. На всех тебе наплевать было, кроме своего увеселения и возможности поспать подольше и пожрать посытнее. Ты ни разу не проявил себя как нормальный мужчина. Обо всем тебя всегда нужно, как раньше, так и теперь, просить и ждать годами, соизволишь ты или нет.

– А я не особо дорожу званием «нормальный». Я странный, я ж всегда тебе говорил и теперь не отказываюсь. Какие на тебе трусики?

– Герман!!! – всплескивала она обеими руками. – Зачем ты снова уходишь от разговора?

– Да, ну, я уже его слышал и ничего нового не добавлю. Так какие на тебе трусики?

Существо по имени Люся образовалось рядом с Германом в числе футбольных болельщиц дачных турниров. В Москве девица жила в другом районе, виделись они редко. Изворотливый наш всё списывал на работу и домашние дела, которых в помине не было. А года через три после института на исходе очередной зимы Люся вдруг заметила ни с того ни с сего живой к себе интерес, такую даже легкую вуаль ухаживаний. И тут как раз так удачно пришелся ее день рождения. Герман всё рассчитал. Она, не избалованная знаками внимания, мгновенно развесила уши и отдала ему свои вовсе не невинные прелести. Залетела в ту же ночь и очень тяжело переносила радость бремени.

Ее воротило, разносило, наливало, скручивало… Мало того, что будущая мамаша то и дело лежала на сохранении, так еще и обострился пиелонефрит, а в довершение всех мучений чуть не отошла в мир иной в преждевременных родах. В общем, досталось девчонке. Муж, надо отдать ему должное, трясся над ней как ненормальный. Лазил к ней через забор после работы в больницу, когда не получалось убежать в обед, доставал ей лекарства, на руках носил почти всю беременность. Ну и, само собой, штампы в Грибоедовском дворце чин по чину проставили, да лепестки роз по Кусково разбросали, когда живот уже было не скрыть. Романтика!

Рождение Веры ненадолго сблизило молодых. Серафима даже временами подумывала, что всё налаживается: то завтрак в постель, то хохочут, то прощаются, когда Герман уходит на работу, с нескрываемой нежностью, то сын готовит особый ужин в игривом настроении, чтобы порадовать жену.

Но холостяцкие привычки скоро начали напоминать о себе. Новоиспеченный муж продолжал при первом же удобном случае сбегать от семьи к своей вечной любви по имени «одиночество», которое ждало его с нетерпением на даче. Это было его убежище, его неприкосновенное всё. Он зависал там все выходные, все болезни и запои. Женушка поначалу всё моталась за ним, цветочки сажала, борщи варила. Ей хотелось вить гнездышко. А он позволял ей его вить в строго отведенном месте:

– Вот здесь копай, а тут не копай.

Практически пальцем не давал прикасаться к его ветшающей сторожке. Девушка обижалась, не понимала, почему Герман отдаляется от нее всё сильнее с каждым днём, отчего он так категорично холоден к ее простым желаниям. Жили они как бы параллельно. Каждый бегал по своим дорожкам.

Папа у Люсеньки, как уже упоминалось, был из рядов МВД и алкоголиков, мама – лаборант, что не могло не раздражать Германа и его маму Симу с их образцовыми генами авиаторов и медиков. К тому же этот папа настойчиво указывал дочери, каким должен быть мужчина и что он должен пожизненное поклонение его девочке и обеспечение всего-всего и даже больше. С этим «должен» Люся капризно обрушивалась на мужа каждое воскресенье после возвращения из родительского дома. Навещать родителей и пропитываться их недовольством зятем было неизменной еженедельной традицией: