Светлана Шульга - Не бойся темноты

– Ясненько.

Полицейский задумывается и передвигается дальше по комнатам, я иду за ним нога в ногу.

– Гражданка Мишель, а проверяли документы, ценные вещи? Что-то пропало?

– Я не смотрела. А скажите, есть новости?

Оперуполномоченный Коротков словно не слышит меня и продолжает задавать вопросы, следуя какой-то своей логике.

– А зря, давайте посмотрим. Это очень важно. Яблоко можно?

– Ешьте.

– Хрум, хрум, хрум. Звонили на работу?

– Он ещё никуда не устроился толком здесь, мы не так давно вернулись из другого города и из путешествия. Мы очень много переезжаем и путешествуем.

– Дадите телефон прежнего места работы? А звонили друзьям?

– Вместо друзей и всего остального всегда была работа, театр и дорога.

– В театр звонили?

– Не помню, но его там нет. Я точно знаю.

– Ясненько. Ясненько. – И тут мой незваный постоянно передвигающийся гость останавливается, медленно опускает руку с яблоком, словно что-то вспомнив, внезапно перестает жевать, упирается своими зрачками в мои и бесцеремонно выпаливает: – Любовница может быть?

От такой наглости я не сразу нахожусь. Что в таких случаях сказать?

– Вы, вы… Вы издеваетесь?

– Гражданка Мишель, я прорабатываю все версии.

Хрум, хрум, хрум.

В нём раздражает всё. Напыщенность. Его манера повторять слова и говорить их некстати. А ещё наглость и абсолютная отстранённость. Не выдерживаю. Потом пожалею о том, что вспылила, но в эту минуту мне кажется, что в мой дом проникло что-то человекоподобное, не способное ни сопереживать, ни содействовать. Весь мир превращается в равнодушное, гулкое, хрумкающее бесформенное, и я, обхватив голову двумя руками, кричу что есть мочи:

– Чёрт, чёрт, чёрт! Прекратите! Прекратите немедленно! У меня горе – пропал человек. Понимаете?!

Ни единая мышца не вздрагивает на его странном неестественном лице, и в ответ слышу только:

– Хрум, хрум, хрум.

Оседаю, извиняюсь за резкость и едва слышно добавляю:

– Уважаемый Коротков, вы можете не хрустеть так громко? Извините, но не могу. Звуки, ароматы – всё стало слишком. Голова разламывается.

– Это нервы. Это нервы. Гражданка Мишель, держите себя в руках. Давайте проверим вещи и документы.

На кресле-качалке возле камина, словно сброшенная шкурка, висит в нелепой позе твоя любимая домашняя кофта Соломона, у камина, на стоптанных тапочках в клеточку, примостился Матраскин. В шкафу невысокой стопкой то, что я успела разобрать: футболки, джемперы и пара хорошо потёртых джинсов.

Ты не тряпочник, в отличие от меня. Твоя любовь к шмоткам заключена в двух вещах. В кофте Соломона и в стареющем красиво, как все классические, дорогие сердцу и кошельку вещи, синем плаще с полосатым подкладом. Его старательно ищу, но тщетно.

– Нет плаща. Его любимого тёплого плаща.

В ответ тишина. Матраскин, словно чувствуя накалённость момента, громко мяукает, прыжком преодолевает расстояние от кресла до ног Короткова и начинает обнюхивать его ботинки.

– Ну вот, – удовлетворённо крякает оперуполномоченный и носком ботинка отодвигает кота в сторону. – Говорю же. Одел гражданин плащ и ушёл по делам. Найдётся. Поверьте моему опыту – найдётся.

Перемещаемся из комнаты в комнату, любопытный Матраскин, изучая незнакомые, но очень сильные запахи, которые принёс оперуполномоченный, преследует нас, не спуская глаз с подозрительного незнакомца.

В письменном столе мы натыкаемся на серебристый ультрабук и документы.

– Да, ещё вот на столе его начатые сценарии и диктофон.

– М-да-а-а-а, негусто, – чешет фуражку полицейский.

Странно, чего он чешет фуражку? Обычно чешут голову, а он – фуражку. Всё в нём как-то неестественно. Манера говорить. Одутловатая фигура, но при этом изящные ладони со слишком тонкими и длинными для его сложения пальцами.

– Вы коробки и чемоданы разберите потом, проверьте внимательно. А у вашего супруга вообще так мало вещей? Или что-то ещё исчезло?

– Всегда мало. Мы путешествовали и жили налегке. А чемоданы и коробки – в них весь хлам из квартиры.

– Ясненько. А искомое лицо кто по профессии?

– Сценарист.

– Ясненько. Ясненько. Ну вы проверьте вещи, гражданка, на всякий случай после моего ухода внимательно. Вспомните обстоятельства. Может, куда-то собирался гражданин? Может, где-то сейчас отдыхает? Дело житейское, чего только не бывает. Вот недавно неделю искали. Совсем неживого нашли. Ну как неживого – еле тепленького. Устал!

– Жить? – заглядываю я в глаза Короткову с уточняющим вопросом.