Кира Фарди - Ловушка для Боба

– Правда, что ваш отец сидел в тюрьме?

Вопрос ударил по голове, как молот по наковальне. Я растерялся, занервничал: это больная тема для нашей семьи, о которой родители вспоминать не любят. Этот момент и поймала камера. На фото я получился с перекошенным от злости лицом, оскаленным ртом и пальцами, сжатыми в кулак.

Дикий зверь, да и только. Нет, я, конечно, не пай-мальчик, но границы знаю. Не трогайте меня, и я никого трогать не стану.

Но не в этом случае.

– Какое это имеет отношение ко мне? – вопросом на вопрос ответил я, едва сдержав желание плюнуть и уйти, не прощаясь.

– Самое прямое. Пока вы играли в России, никому не было дело до вашей семьи. Но теперь команда попала в профессиональную лигу и очень хорошо поднимается. Репутация игроков – важный аспект коммуникации с зарубежными партнерами и прессой.

– Я всегда думал, что самое важное для спортсмена – его мастерство и навыки.

– Да-да, безусловно, но все же, не подскажите, за что ваш отец сидел в тюрьме?

Я покосился на менеджера, не зная, что ответить, но тот усиленно разглядывал свой маникюр. «Вот сволочь!» – мелькнула и пропала мысль. Складывалось впечатление спектакля, подготовленного заранее. Зачем Максу это надо? Чего добивается?

– Я не знаю, тогда был ещё ребёнком.

Ответил и отвернулся от репортера, показывая, что разговор окончен. Но тот не собирался сдаваться. Он забежал вперёд и снова встал передо мной, включив камеру.

– Куда же вы, Богдан? Мы не закончили. Я слышал, что из-за вашего отца в девяностые обанкротился металлургический завод. Папаша переждал в тюрьме лихие годы, а как вышел, сразу пошёл в гору. Неужели он перед арестом прибрал к рукам активы завода, а потом сделал их стартовым капиталом для своего богатства?

– Слушай ты, – злость, закипавшая в груди, уже рвалась наружу, я с трудом сдерживался, чтобы не вмазать этому журналистику. – Ты глухой? Мне в девяносто пятом было полгода. Я не знаю, что произошло в моей семье!

Выпалил и сразу понял: ошибка. Та ошибка, за которую потом расплачиваются всю жизнь.

– А-а-а, – торжественный вопль заставил меня вздрогнуть. – Вы говорите о девяносто пятом! Значит, все же в курсе дел своей семьи!

– Ты… не цепляйся к словам! – пошёл на репортера грудью.

Но тот не сбежал, а крикнул кому-то:

– Снимай!

Я оглянулся и тут сорвался. Меня едва оттащили от говнюка с камерой, который бежал так, что пятки сверкали.

– Спятил, Боб! – заорал на меня на следующий день менеджер.

Мы были в раздевалке, где задерживались перед игрой на последний инструктаж Иваныча. Тренер вышел, вот Макс и воспользовался моментом.

– Я спятил? А чего этот пидор с личными вопросами лезет? Мы так не договаривались!

– Дела прошлые. Трудно было ответить? А теперь о тебе говорят как о скандалисте!

– Я ещё и виноват? – схватил Макса за отвороты пиджака. – Ты думай, что говоришь!

– А кто же?

Но ко мне присоединились остальные футболисты, и менеджер начал отступать к двери.

– Ты же сказал, что проверил вопросы писаки, – я шёл на него. – Стоял рядом и ноготочки рассматривал. Что ты за менеджер, если позволил втоптать меня в грязь?

– Ты ничего не понимаешь, Колесников, в бизнесе. Скандальная слава тоже слава! Теперь о вашей команде знают в Европе! И даже боятся.

Он вдруг швырнул в меня газетой и проскользнул в дверь. Я сразу увидел своё зверское лицо и пальцы, сжатые в кулаки, на титульной странице. Можно было даже не читать статью. Газета вывернула слова о моей семье наизнанку.

Репортёр жонглировал фактами по собственному усмотрению. Представил моего отца как олигарха, нажившего капитал воровством государственной собственности. А меня показал неуравновешенным мажором, получившим место в команде благодаря деньгам отца, а не спортивным заслугам.

Вот это проклятое интервью чуть не положило конец моей карьере футболиста.

Взвинченный после стычки с менеджером, я выбежал на поле, но чуть не испортил всю игру. Мне казалось, что вокруг одни враги. Судья раздает карточки налево и направо за малейшую провинность, соперники путаются под ногами, и приходится пробиваться к воротам чуть ли не с боем.

В результате этой бешеной гонки я едва не забил гол в свои ворота. Просто закружился и побежал в другую сторону. На лицо Иваныча было страшно смотреть, а чувство вины сжигало мою душу изнутри почище огня.

– Что делаешь, сукин ты сын? – прошипел тренер в перерыве между таймами.