Нина Романова - Пациентка

– Как здесь хорошо! – Аля обвела глазами комнату и за небольшой расшитой занавеской увидела широкую кровать. Ее это смутило. – Наверное, люди, которые заказали этот терем вот-вот придут, а тут мы, – предположила она.

– Эти люди уже здесь, – сказал Сергей.

– Как? – Аля опешила, до нее стало кое- что доходить.

Сергей снял с нее полушубок, потом спортивную ветровку. Аля осталась в водолазке и брюках. Она не знала, что делать дальше: или сбежать, или забиться в угол, но одновременно ее тянуло к Сергею, и он это почувствовал, подошел близко и взял за руки:

– Не бойся, малыш, я не сделаю ничего плохого. Если ты не хочешь, то мы прямо сейчас уйдем отсюда.

У Али пересохло в горле, она сказала чуть осипшим голосом:

– Я хочу остаться.

Сергей осторожно обнял ее и стал целовать так, что у Али закружилась голова, и приятное тепло наполнило низ живота. Она не помнила момента, как оказалась с Сергеем на кровати, от его ласк по телу разливалось настоящее все возрастающее блаженство. Она немного напряглась, когда Сергей ловко расстегнул ее бюстгальтер и чуть отстранился, откровенно любуясь ее грудью. Он прошептал: «Какие красивые».

Он быстро разделся, Аля почувствовала, какое у него горячее тело. Сергей снова стал страстно целовать ее губы и ласкать руками бедра, его пальцы ловко нащупали одно место, о существовании которого Аля не знала, и вот сладкое наслаждение мягкими волнами стало накрывать ее.

Она прикрыла глаза, тело просило еще ласк, сделалось мягким и податливым. Сергей шептал ей на ухо что- то совсем уже бессвязное, а потом она услышала: «Прости, малыш, я уже не могу, ты сладкая». Она вскрикнула, наслаждение превратилось в боль. Аля кусала губы, ей хотелось, чтобы он перестал, чтобы это поскорее закончилось.

Сергей прикрыл глаза, его дыхание постепенно выравнивалось. Аля не говорила ни слова, только в голове билась одна мысль: «Зачем я сделала это?»

Сергей прижал ее к себе и поцеловал в макушку:

– Не бойся, девочка, это только в первый раз не много больно. Никуда не отпущу тебя. Мы останемся здесь.

Аля, упокоилась в его объятьях, первый шок прошел, она вдруг ощутила, что внутри нее что- то безвозвратно поменялось, и она вкусила настолько запретное, о чем даже думать запрещалось в их семье.

С того вечера на турбазе прошло уже полгода. Как Аля прожила их, она не понимала, потому что после коротких ноябрьский каникул для нее начался настоящий ад.

Мать Али, конечно, узнала, куда и с кем она ездила, и наказание последовало неминуемо в виде безобразного домашнего скандала, ее называли шлюхой и проституткой, влепили несколько пощечин и закрыли в комнате без права подходить к домашнему телефону.

Аля слышала несколько звонков, и злой ответ матери, поднявшей трубку:

– Она не хочет говорить с тобой. И вообще, как у тебя хватает совести сюда звонить, паршивец? Ты в курсе, что она несовершеннолетняя? Я разберусь, чем вы там занимались!

Аля била кулаками в закрытую дверь и просила выпустить ее, чтобы ей дали возможность поговорить с Сергеем, но на ее стуки и крики никто не обращал внимания.

Она рыдала навзрыд и размазывала слезы по лицу, разметавшиеся волосы липли к мокрым щекам.

Наконец дверь распахнулась, на пороге стояли мать с отцом, вид у них был такой, что лучше бы они не заходили. Но вместо привычного страха у Али внутри шевельнулась злоба, перерастающая в ненависть. Она закричала:

– Уйдите отсюда! Закройте меня! Я не хочу вас видеть!

Мама переменилась в лице и пошла красными пятнами, глаза недобро сверкали:

– Да как ты с матерью разговариваешь, шмакодявка! Обманула меня, знала прекрасно, что никогда не отпущу на турбазу с этой компашкой! Да ты…

Отец остановил ее, отодвинул за себя, и вытолкнул совсем из комнаты. Он плотно закрыл дверь и спросил:

– Аля, что с тобой происходит?

Она посмотрела на уставшее лицо отца, и пожалела его, наверное, он не спал и выглядел бледным.

– Папа, прости, я не хотела, чтобы вы скандалили из- за меня.

Он погладил ее по голове:

– Ты влюбилась дочь?

Аля замерла, как будто ее уличили в чем- то грязном и непотребном, но потом выдохнула, и, набравшись смелости, сказала:

– Да, папа. Я его люблю.

Отец на ее удивление не стал читать лекции о том, что ей всего четырнадцать, и что не хорошо обманывать. Он просто гладил ее по волосам и молчал, задумавшись о чем- то своем.

Аля просидела под домашним арестом несколько суток. И каждый день она отрабатывала свой романтический поход либо уборкой в квартире, либо стиркой, либо еще чем- то полезным. Ее мама называла это трудотерапией, способствующей выбиванию дури из головы.