Nasty Rey - Стальная волчица

–Она оглохла, мам? – закричал Агнар, теребя мою руку.

Надежи, я так ушла в размышления, что отключилась от умного разговора, то есть обсуждения планов на неделю.

–Ну, чего тебе? – кривя губы в подобие улыбки, спрашиваю я.

Мальчик хмуриться. Его глаза потемнели. Он словно онемел от моих слов, а может от интонации? Не знаю. Да и плевать! Все равно уже на учебу пора, нет времени на его прихоти.

–Милая, не злись – на распев просит мама.

Ее черные волосы выбились из тугого ободка. Теперь они стоят торчком, словно выросшая на голове пальма. Руки мамы перепачканы луком, кровью с мяса и приправами. Ее халат также уделан пятнами. А пушистые тапочки стоят под стулом, в слабой надежде, что о них вспомнят. Она улыбается, искренней чистой улыбкой. Улыбкой, которую когда-то дарила папе.

Папа, – сердце сжимается при одной мысли. «Хватит, забудь!» приказываю себе, но не могу выкинуть эти мысли.

Мама стоит озабочено глядя на ребенка, что продолжает теребить мою маленькую костлявую руку.

–Мам, не начинай, ладно – глядя на мальчишку, сующего паровоз в мою свободную руку, говорю я.

Она тихо вдыхает. Я знаю, что сделала больно, но она причинила боль сильнее. Я прошу мысленно прощения, однако стук сердца, кричит об обратном: я не прощу. Не могу простить, того, что она сделала. Слишком больно. Слишком несправедливого. Слишком жестоко! Пусть и давно это было.

–Аги, Влади, хватит сестру мучить. Ей на учебу пора. Вернется, поиграет – последние слова мама произносит с особым смыслом, словно зная, я не смогу отказать.

Оба мальчика с каштановыми волосами, зеленоватыми глазами, припухшими губами малинового цвета и спортивным телосложением в шесть лет с недовольными гримасами на лицах покидают нас, шумно выясняя, кому достанется паровоз. А я недоуменно смотрю на тот, что в руке.

–Ты же знаешь, они хотят подружиться – морща носик, говорит мама. Она накидывает пальто поверх халата. Я понимаю, она хочет проводить меня.

Мы выходим на лестничную клетку. Мама останавливается, по ее щекам текут слезы.

–Мам, ради всего святого, не ломай комедию – затягивая потуже хвост коралловых волос, прошу я. Бесполезно.

–Волчонок, ты ведь знаешь…

–…что ты их любишь? Да, знаю – нажимая кнопку вызова лифта, говорю я. Она снова вздыхает. На сей раз более тяжело.

–Мы слишком долго откладывали это разговор. Давай…

–Мам, мне на пары надо.

–История, не страшно. Я говорила с Елизаветой Петровной, она хвалилась твоими успехами. Ты все сдала, я знаю.

Вот блин, теперь точно слушать придется. Вот он первый минус жизни в городке, что поселком-то назвать трудно, а еще лучше деревней. Все про всех знают (хотя и не всегда). Не всегда, потому что друг мэра, «индюшонок» замял пару дел, иначе говоря, заплатил, кому следует. Как говорится, дичь полная. Ни от кого не скроешься, тем более в этой семейке.

–Мам, я знаю, у вас не было выбора. Вы поступили благородно, окей. Но причем тут папа ? – последнее слово я буквально выкрикнула.

Она застыла. На несколько секунд лицо мамы решилось красок, но она быстро взяла себя в руки. Разговор о папе, разговор о том, кого нельзя называть. От этого еще больнее, еще тяжелее, еще обиднее.

–Волк, ты такая маленькая, но такая взрослая – начинает мама, покусывая губу. Я знаю, разговор, откладываемый столько лет, дается ей с трудом. Я жду, не отрывая взгляда от открывающихся и закрывающихся дверей лифта. Она продолжает:

–Мы долгое время не могли решиться, но когда пришло время, он отпустил – я киваю, но часть меня не согласна – Он был зол, да, но все же понял. Твой отец был мудрым человеком. Я благодарна ему за то понимание и спокойствие, с которым он разрешил мне уйти. Но есть вещи, которые мы не вправе изменить. Я не могу простить ему того, что ты так на него похожа – она почти шепчет, глотая слезы. Я молчу, ожидая продолжения. Мама продолжает уже более спокойно, но все также сумбурно – Когда, я встретила Станислава Борисовича, то поняла он моя судьба. Она видит мою реакцию, и едва не давится воздухом, но все же говорит – Он знал, что я замужем. Знал, что у меня есть ты, но продолжал ухаживать. С каждым днем мы становились ближе, и с каждой секундой я понимала, как он нужен мне. Однажды и ты…

–Вряд ли – кривясь в притворной тошноте, перебиваю я. Грушевая Гертруда Тор и бровью не ведет.

–Испытаешь – уверено заключает и тут же переключается – Тем вечером мы вместе приняли решение, что пора все рассказать и…

–Мам, коль начала, то давай по делу – обрывая на полуслове, прошу, весьма успешно.