Галина Милоградская - Любить нельзя. Расстаться

– Ты же знаешь, – мягко произнёс Никита, кладя руку на его русую макушку, – у меня есть ответственность не только перед вами.

– Ты вечно твердишь об ответственности, но всегда забываешь о ней, когда дело касается нас! – закричал Лёва, сбросив его ладонь. Вскочил и, возвышаясь над отцом, бросил: – Лучше бы ты работал на заводе! Так у меня хотя бы был нормальный папа!

Стук его шагов ещё звучал по дому, когда на крыльцо вышла Света, вытирая руки белым полотенцем. Никита посмотрел на неё, устало вздохнул.

– Ты тоже хочешь сказать что-то подобное?

– Нет. – Она равнодушно посмотрела на него сверху-вниз. – Всё, что я хотела, уже давно сказала. Не вижу смысла повторять.

Они ещё побыли в тишине, прислушиваясь к первым трелям просыпающихся сверчков. Потом Никита встал и зашёл в дом. Чужой. Он чувствовал себя здесь чужим последнее время, и это чувство тяготило и высасывало силы. Место, куда раньше он бежал, забыв обо всём, теперь давило, а люди, которых он так любил, постепенно начали ненавидеть. Но Никита всё ещё надеялся исправить это. Правда, понятия не имел как.

Что ж, теперь он хотя бы знал, что окончательно опоздал. С этой мыслью открыл глаза и некоторое время лежал, глядя в покрытый сеткой трещин потолок. Надо собрать себя по частям и ехать в офис. Надо передать Лёше сотни списков, уточнений, указаний и правил, договоров, поправок и исключений, которые стоит учесть. Это действительно отнимало много времени, и Никита был малодушно рад, что сможет не думать о крахе собственной жизни хотя бы несколько часов. Но до этого всё-таки надо встать.

Он долго стоял под душем, вздрагивая от прохладных струй – вода в старых трубах остывала добиралась до верхнего этажа еле тёплой. Потом так же долго смотрел на себя в зеркало, пытаясь найти следы внутренней пустоты, которая за ночь поглотила полностью. Но там по-прежнему был лишь усталый сорока летний мужчина с тонкой сетью морщинок в уголках глаз, горькой складкой губ, бледной, давно не видевшей загара кожей. Всё тот же, а кажется, постарел на сто лет за десять часов.

Сквозь кухонное окно пробивались первые розовые лучи – рассветы уже ранние, ясные, солнечные. Скоро лето. Холодильник ожидаемо оказался пуст, но он сейчас и так не смог бы проглотить хоть что-то. Шарил по полкам в поисках чая, не надеясь его найти. Распахнул очередной шкафчик и застыл, глядя на простую жестяную банку с дешёвым растворимым кофе. Потянулся к ней, достал, не обращая внимания на то, как дрожит банка в руках.

По квартире плывёт запах дешёвого пережжённого кофе. Никита демонстративно морщится, ерошит волосы, заходя на кухню.

– Лучик, ты уверена, что эта бурда не убивает тебя?

– Ты слишком привередлив, – она показывает ему язык.

– Я просто слишком беспокоюсь за твоё здоровье, – не соглашается он и с сомнением смотрит на коричневую жидкость в её кружке.

Она ночует у него третий день подряд, и вчера в его кухне появилась жестянка с самым мерзким, по меркам Никиты, кофе.

– Ты просто совершенно не разбираешься в кофе, – бормочет она, делая глоток и жмурясь от удовольствия. Он не может не любоваться ею: босой, растрёпанной, в его старой растянутой безрукавке. Света с ногами сидит на табурете, одно колено возвышается над ухом. Уютно. Это так уютно – шутливо пререкаться на маленькой кухне, глядя друг на друга счастливыми глазами.

– Света, – Никита склоняется над её ухом и кончиками пальцев проходится по округлой коленке, – поверь, я разбираюсь в кофе лучше всех. И это, – он резко выхватывает её кружку и выливает напиток в раковину, – отрава.

– Эй! – Света вскидывает возмущённый взгляд и едва не упирается носом в его нос. Никита широко улыбается и вдруг целует, сразу глубоко, влажно, притягивая за затылок.

– У него действительно мерзкий вкус, – выдыхает в губы. – Я сварю тебе самый вкусный кофе из всех, что ты когда-нибудь пила. Только позже.

Он подхватывает её со стула, перекидывает через плечо, не обращая внимания на притворно-возмущённые крики, и уверенно идёт в спальню.

– Тебе придётся очень постараться, чтобы я перестала обижаться за испорченный завтрак! – Света надувает губы, раскинувшись на кровати, куда он только что её бросил.

– Хм, – Никита трёт подбородок, окидывая её оценивающим взглядом. – Думаю, я смогу заставить тебя не жалеть о той бурде, которая точно испортит твой желудок.

– Тебе придётся очень постараться, – повторяет она, наблюдая, как он стягивает домашние штаны, и ахает, когда он ложится сверху и глубоко целует.