Маша Малиновская - Ты не сбежишь

Миксаев действительно вызывает мне такси. Подходит к двери и набирает код. Замок пикает, и Влад распахивает галантно её передо мной. Задерживаю дыхание и прохожу мимо. Уже готова выдохнуть, но всё внутри обрывается, когда парень запускает мне руку в волосы, едва я делаю шаг за порог. Ощутимо сжимает и почти прижимается губами к моему виску.

– Даже не пытайся мне противостоять, девочка, – флёр беззаботной лёгкости из его тона снова испаряется. – Всё равно будет по-моему. И признайся уже себе, где-то очень глубоко ты понимаешь, что хочешь этого сама.

Мой выпад смелости гаснет в мгновение, потому что я понимаю, что Миксаева он не впечатлил, а лишь позабавил.

Влад отпускает мои волосы, приглаживает их и захлопывает дверь у меня за спиной.

Бежать отсюда. Уносить ноги, пока он не передумал.

Влад

– Ну привет, Дерек. Заждался, знаю. Я был немного занят.

Манекен не отвечает. Молча смотрит своей резиновой рожей в стену напротив. Ждёт причитающиеся ему пи*дюлины.

– Как она тебе? Слышал, как пахнет? Скажи честно, завидовал?

Провожу рукой по шестам на стене. Выбираю самый простой – ровный деревянный бо [1] Бо-дзюцу – восточное искусство боя на шестах (посохах). Бо – шест, посох (2 м палка), бывает в современном исполнении телескопической складной, но классика – деревянная. , гладкий и знатно уже затёртый по центру. Тренироваться с телескопичкой не люблю. Не то. Она для выездных встреч.

Снимаю бо со стены и оглаживаю. Привет, дружочек, давно не виделись. Неделю, поди, не до тебя было.

Посох привычно ложится в руку. Увесистый, ощутимый.

Вдыхаю глубоко и медленно выдыхаю. И так несколько раз. Выровнять сердцебиение. Приглушить шум крови в ушах. Вытолкнуть из ноздрей запах девчонки.

Хрен я буду передёргивать по тебе, дорогая, у меня есть и другие способы успокоиться.

Члену такая идея не очень нравится. Но ему вообще не понравилось, когда я вытолкал Принцессу за дверь. Ещё рано. Она не готова к полноценной игре. Потерянная, не включилась. И не мягкая, чтобы согнуть, и не упёртая, чтобы с треском сломать.

Для разминки прорабатываю защитные блоки. Терпеть это не могу, но иначе никак. Боевое оружие не терпит ошибок и требует старательности. Всегда. Даже когда жутко хочется сорваться.

Принципы, которые нельзя нарушать.

Рамки, за которые нельзя выходить.

Правила, которых необходимо придерживаться.

Хотя бы здесь. В остальном нах*й рамки и правила.

Шаг. Стойка. Теперь боковая. Круговой нижний блок. Передний тычок. Нижний наклонный блок.

Мышцы разогреваются. Ладони срастаются с шестом. Обожаю этот момент единения.

Дерек получает первый боковой удар, дёргается на стойке всё с тем же непроницаемым резиновым лицом. Прохожусь по нему всеми видами боковых ударов и тычков. Потом ещё раз и перехожу на захваты.

Мой безмолвный резиновый партнёр не чувствует боли. В отличие от мальчика, которому тринадцать лет назад достался учитель-садист.

– Вставай!

Широ Танака обычно был беспристрастен. Но это только в общей группе на занятиях. А когда он оставлял меня для дополнительных, его лицо расцветало разными оттенками чувств – от презрения до ненависти. А всё потому, что тогда, на первом занятии, я не заплакал. Было больно, обидно и трудно. Все плакали, а я не смог. И хотел, чёрт возьми, да не смог. Может быть, раньше я и умел так проявлять эмоции, но это осталось в прошлой жизни, отрезанной огромной фурой с пьяным водилой за рулём.

Вот с тех самых пор слёз больше и не было. Никогда. Нет, глаза, конечно, слезились, когда у меня был насморк или если ветер приносил песчинку, но это не касалось эмоций.

И Широ Танаке – учителю боевых искусств закрытой школы Владивостока для трудных детей – моя такая особенность совершенно не нравилась. Он считал, что осознание должно приходить через боль и слёзы. Именно в такой последовательности: сначала боль, потом слёзы. И так как второго у меня не было, то он с лихвой компенсировал первым.

Когда руки десятилетнего мальчика кровили от разодранных мозолей, и он не мог писать на уроках, другие учителя тоже были недовольны.

Не успел выполнить задания?

Два часа допов в тренировочном зале.

Контрольная по японскому на три?

Два часа допов в компании любимого Широ Танаки.

Вытягиваю руки, удерживая двухметровый шест. Сейчас я могу простоять так очень долго. А тогда не мог и пятнадцати секунд. Руки дрожали, слабые мышцы каменели, пот струился по спине и лицу. А дорогому учителю нужны были слёзы. Но их не было. И он вознаграждал меня щедро за стойкость.