Нет.
Нет-нет.
Нет-нет-нет!
Я не могу! Не стану!
Я ведь даже понятия не имею, как это делать, даже если бы захотела. Слышала, конечно, но не более.
– Не надо… – голос хрипнет, а глаза начинает жечь.
Снова поднимаю взгляд, сталкиваясь с его темнотой. Беспросветно. Он не внемлет.
Миксаев ведёт большим пальцем по моему подбородку, снова прикасается к губам.
– Открой рот, – тихо приказывает.
– Влад… – одна слеза всё же срывается с ресниц и катится по щеке.
Он легко надавливает мне на нижнюю челюсть, вынуждая выполнить распоряжение, и проталкивает свой большой палец мне в рот. Давлюсь всхлипом и начинаю дрожать. Звенящая тишина, подчёркивающая тяжёлое дыхание парня, давит на уши.
– Обхвати губами и соси.
Ещё один тихий приказ как пощёчина. Я сойду с ума. Свихнусь. Не выйду из этой жуткой комнаты здоровой.
Почему я? Почему он делает это со мной?
Слабо сжимаю губы и немного втягиваю. Восприятие самой себя даёт трещину. Болезненную и глубокую. Кем я буду считать себя после всего этого? После того, что он сделает. Ведь палец – лишь игра. Разминка. Я это понимаю.
Сопротивляться всё равно бесполезно. Я попросту боюсь его.
– Умница, – выдыхает и вытаскивает палец из моего рта, весь влажный в моей слюне.
Крепко сжимаю кулаки, когда Миксаев прикасается к ремню джинсов. Он заставит меня. Сделает это.
Но вдруг Влад делает шаг назад, а потом отворачивается и уходит в сторону кухонной зоны. Внутри будто что-то лопается, и я с выдохом облегчения едва ли не падаю на пол, вовремя опёршись на вытянутые руки.
– Пошли пить какао, – слышу ровный голос будто через толщу воды.
– Что? – тупо переспрашиваю, уверенная, что ослышалась.
– Какао, говорю, пошли пить, – он щёлкает кнопкой на электрическом чайнике, и тот спустя пару секунд начинает шипеть. – Принцессы же любят какао, так?
Чёртов псих. Ненавижу тебя.
Дрожа всем телом, я всё же собираю себя и поднимаюсь на ноги. Дверь по-прежнему заперта, и меня никто не отпускал, а значит, игра всё ещё не закончена.
Миксаев хлопает дверцей холодильника, достаёт оттуда что-то и ставит на рабочий кухонный стол. Я замираю на том же месте, где и стояла, лишь неотрывно слежу за его действиями, ленивыми движениями, будто он всё это делает невзначай.
– Ну где ты там? – в его голосе нет раздражения или нетерпения. Абсолютное спокойствие и уравновешенность.
Наверное, я как овца на закланье – иду куда говорят, делаю, что велят. А есть ли смысл истерить и бороться? Ну укушу я его пару раз, поцарапаю, а толку? Откуда я знаю, на что он способен? А если бить станет? Я очень боюсь боли, просто панически. До сих пор когда уколы делают, плачу. Сбитые коленки всегда были трагедией, а когда их мазали зелёнкой, то ещё паре членов семьи нужно было дуть со всей силы. И смелость моя сейчас может привести не просто к синяку, что замазал и забыл, а и к более серьёзным последствиям.
Подобравшись вся изнутри, иду в кухонную зону, не отрывая от парня взгляда. Слежу за каждым движением, будто это как-то поможет мне с ним справиться. Широкие плечи, обтянутые чёрным свитером, узкие бёдра, длинные крепкие ноги, уверенно расставленные в широкой стойке. Даже со спины, если не видеть его тяжёлого тёмного взгляда, становится понятно, что перед тобой тот, с кем не поиграть. Что его надо воспринимать серьёзно.
– Влад, мне нужно домой.
– Скоро пойдёшь. Ты же пришла ко мне в гости. Я хочу быть радушным хозяином. Садись, – кивает на высокий барный стул со спинкой.
Мне хочется закричать на всю, грубо его встряхнуть. Какой к чёрту радушный хозяин?
– Я к тебе не в гости пришла. Я хотела забрать свою вещь. Выпусти меня из квартиры, – я пытаюсь говорить ровным твёрдым голосом, но у меня это совсем не получается.
Наверное, мои слова его разозлили, потому что он вдруг резко разворачивается ко мне всем корпусом. Я дёргаюсь в испуге, оступаюсь и едва не падаю. Миксаев подхватывает меня за талию и усаживает на барный стул.
Я только ойкаю от неожиданности, рефлекторно ухватившись за его запястья. Тут же отдёргиваю ладони и сжимаю пальцы в кулаки. Странно прикоснуться к нему. Он настолько пугает меня, что ощутить на ощупь его кожу обычной человеческой температуры и мягкости как-то… обескураживающе, что ли.
Сейчас на нём нет тех кожаных браслетов, как на концерте и в машине. Поддёрнутые рукава открывают крепкие запястья в путах вздыбленных вен. Часы, какой-то тонкий браслет-цепочка. Надпись на английском, набитая на внутренней стороне.
Читать дальше