Екатерина Орлова - Первый и последний

Мы несемся по городу, несколько раз нарушив правила, но мне плевать. В другое время я бы уже натрескал Нику подзатыльников за то, что так беспечно ведет себя на дороге. Но не сегодня. Сегодня я хватаюсь за его талию, наклоняюсь вместе с ним, когда входим в крутые повороты, забиваю на то, что он дважды уворачивается от машин, рискуя попасть в страшную аварию. Потому что даже на поворотах он практически не снижает скорости. Я не хочу смотреть на спидометр и знать, какая цифра там светится. Я просто хочу поскорее добраться к своей девочке.

Ник не успевает до конца остановить свою машину смерти, как я соскакиваю с мотоцикла, сдираю с себя шлем и едва успеваю передать ему, как уже несусь к стеклянной двери больницы. Слышу за своей спиной торопливый топот ног и знаю, что это он меня догнал. У стойки ресепшен нас встречает симпатичная темнокожая девушка. И я бы заметил ее красоту и то, как она призывно улыбается, если бы не…

– Моя жена, Долорес Нортон, – выпаливаю на одном дыхании. – Ее привезла скорая. Минут… Блядь, не знаю, недавно.

– Минутку. – Видя мое состояние, девушка начинает быстро шарить глазами по монитору компьютера за стойкой, пока я нервно барабаню пальцами по глянцевому покрытию ее засады. – Она в операционной.

– Где? – выдавливаю из себя сиплым шепотом.

– В операционной, – медленнее и тише повторяет она. – Прямо по коридору и направо. – Я срываюсь и снова бегу. И только слышу, как она кричит в спину: – Вас туда не пустят!

А мне, на хрен, плевать. Я готов разнести эту клинику к чертям собачьим, если это поможет мне добраться до Долли. Я уже вижу надпись «Операционная», но дорогу мне преграждает невысокая полная блондинка в голубой медицинской форме. Она выставляет вперед руку и я нехотя торможу в метре от заветной двери.

– В операционную нельзя, – четко и строго произносит она.

– Моя жена, Долорес Нортон. Она там. – Я задыхаюсь от бега и волнения, поэтому просто показываю рукой на дверь.

– Мистер Нортон, с вашей женой ее врач и другие специалисты. Вы только помешаете, если ворветесь туда. Присядьте в комнате ожидания и ждите, пока врач выйдет.

– Что с ней? Что они с ней делают?

– Я не знаю. Мистер Нортон, вам нужно успокоиться и дождаться окончания операции. Только лечащий врач вашей жены может пролить свет на то, что там происходит. Пройдите в комнату ожидания.

– Идем, Дрю, – зовет меня Ник, хватая за локоть и уволакивая в комнату справа от операционной.

Я смотрю ошалелым взглядом на Ника и бреду за ним, как потерянный щенок.

– Спасибо, – говорит он женщине, и мы заходим в комнату ожидания.

Дрю

И с этого момента время как будто стало резиновым. Как мерзкая жвачка, которая уже потеряла приятный вкус и стала напоминать автомобильную покрышку. Она теперь настолько тугая, что ее уже практически невозможно жевать. Только в отличие от лакомства, я не могу выбросить это ощущение из своего тела. У меня во рту этот мерзкий привкус ужаса, щедро сдобренный металлическим от прокушенных губ. Я без остановки меряю шагами комнату в ожидании окончания того… чем бы оно ни было за этой матовой стеклянной дверью.

Вы когда-нибудь были в комнате ожидания у операционной? Это, мать его, источник скорби и страха. Он настолько концентрированный, что, кажется, его можно потрогать руками. Схватить и сжимать, пока он весь не покинет небольшое пространство. Но если он вырывается снова, то заполняет собой каждый квадратный сантиметр этого прибежища человеческого ужаса. Ты еще не успел войти в эту комнату, а уже чувствуешь, что становишься меньше и слабее под воздействием чувств, которые в ней пережили до тебя десятки, сотни людей. Людей, которые вот точно так же меряли ее шагами в ожидании хороших новостей. И пускай даже каждый из них вздохнул с облегчением в итоге, все же оно было настолько ничтожно малым по сравнению с тем, что он пережил до того, как его легкие снова смогли закачивать нужную дозу кислорода.

Спустя какое-то время к нам присоединились остальные парни из группы. Никто не сказал мне ни слова. Они понимают, что сейчас не самое лучшее время вести со мной беседы. Я не просто боюсь за малыша и Долли. Я в такой панике, которую, кажется, не может унять ничто в этом мире. Она усиливается осознанием того, что я не знаю, что происходит за этой гребаной дверью. Я лишь знаю то, что сообщила мне сама Долли по телефону. Что у нее кровь и что ее везут в больницу. Все.