Елена Константинова - Жизнь как жизнь и фэн-шуй в придачу

В последнее время я заметила, что стала получать удовольствие, идя на работу. Всю жизнь совершенно искренне считала нечеловеческой пыткой необходимость вставать ни свет ни заря и тащиться (нет, не тащиться — бежать!) на проходную. Завод представлялся мне огромным чудовищем, жадно разверзшим свою пасть-проходную в ожидании пищи — потока покорно спешащих на службу работников. Весь день чудовище переваривало пищу, высасывая из проглоченных поутру людей все до капли силы, и к вечеру, изжеванных и высосанных, выплевывало их из той же пасти — пусть «корм» погуляет, подкрепится на свободе, поднаберется свежей энергии, чтобы на следующее утро вновь принести себя монстру в жертву.

Я обнаружила, что за время пути от дома до проходной происходит что-то вроде внутренней перестройки: домашние проблемы снимаются и прячутся в шкафчик, а на себя, вроде спецодежды, натягивается своеобразное состояние «члена единого рабочего коллектива». И по ту сторону проходной выхожу уже не я, а другое существо, с иной информационной структурой, иной заложенной программой действия — да совершенно иное. Процесс происходит абсолютно автоматически: меняется среда — меняется, так сказать, «программное обеспечение».

Долгие годы я не могла с этим смириться. И вдруг поняла, что этот процесс «смены спецодежды», оказывается, просто спасает меня от «зашкаливания внутреннего напряжения». Неразрешимые домашние конфликты, стрессы отступают на задний план. Нет, конечно, они не исчезают — становятся фоном. Но фон, что ни говори, — не передний план.

С начала рабочего дня женщины отдела увлеченно обсуждали актуальнейший вопрос: кто из них что собирается готовить к новогоднему столу. Рецепты оригинальных салатиков дружно записывались под диктовку, живейший интерес вызывала тема, до какой степени можно заменять труднодобываемые ингредиенты более доступными, чтобы сохранилась «основная кулинарная идея». Надо же, а я как-то, в суете последних событий, и подзабыла о том, что Новый год — не за горами. Деда Мороза еще никто не отменял, а у меня — ни одного подарка ни для кого. Надо бы хотя бы спросить, что народ желает заказать Дедушке Морозу, а то ведь потом у старичка просто физически времени не хватит подсуетиться с подарками…

Незадолго до обеденного перерыва позвонила Ксюша:

— Мама, ты можешь приехать домой?

— Ксюша, котенок, что случилось?

Я не на шутку перепугалась — еще с детсадовского периода в мозгу прочно укоренился условный рефлекс: звонок на работу с просьбой срочно приехать означает только одно — с кем-то стряслась беда.

— Ксюша, Ксюшенька, что произошло? Ты можешь мне сказать?

— Мама, сейчас не могу. Ну отпросись, пожалуйста, мы тебя дома ждем.

Ксюня отсоединилась. Я бросилась к начальнику. Отпустил без вопросов — видно, на лице ясно отражались все эмоции. В зеркало я, правда, не заглядывала — не до таких глупостей было, но руки и ноги тряслись противной мелкой дрожью.

О чем я только ни передумала, пока неслась домой — лучше не вспоминать. Зря дети звонить не будут — это заведено у нас с незапамятных времен. Значит, что-то случилось! Что там у них случилось?!

Лифт, ясное дело, не работал. Каким-то образом я, даже не запыхавшись, взлетела на наш седьмой этаж и вломилась в квартиру с воплем: «Ксюша! Дети! Где вы?!»

Дети были на кухне. И не только лети. На табурете в углу сидело что-то съежившееся и удивительно грязное, а на полу возлежал наш волкодав-охранник.

— Мама! — Ксюха развернулась ко мне. — А мы Веньку нашли!

Это действительно был Вениамин. Но, Боже мой, на кого он был похож! Одежда… Прикид профессионального бомжа со стажем выглядит на порядок лучше. И чище. А лицо… Двухнедельная щетина, слезящиеся воспаленные глаза…

— Веня?

Он поднял голову, посмотрел и снова опустил глаза. И вот тут я испугалась по-настоящему. Взгляд был пустой. Абсолютно безразличный. Вместе с отекшим, багрового цвета лицом это выглядело неправдоподобно и страшно, словно сидел не человек, а уродливо размалеванный манекен.

— Веня, что с тобой? — Отпихнув Лорда, я схватила Вениамина за плечи. Никакой реакции. Вернее, видимой — никакой. Но я руками, если можно так выразиться, почувствовала, как он сжался. Словно от удара.

— Веня, Веня, ты слышишь меня? Веня! — Я трясла его, не замечая, что перешла на «ты». Какие уж тут реверансы, в самом-то деле!

— Мам, он вот так и сидит целый час уже. И не говорит ничего. И есть не хочет. Мы тебе позвонили.