Джессика Клер - Последняя надежда (ЛП)

– Здесь нет ночных клубов. Ты не можешь хотеть остаться. А как насчет города? Вечеринки? Модные рестораны? Здесь очень мало магазинов. Ты же модель. Твои руки заживут, и ты сможешь снова пойти и позировать.

– А я не смогу сделать это с острова? – девушка вырывается из моих объятий. – Разве Беннито не сел сегодня в самолет и не принес мне все это?

Она обхватывает рукой атласную грудь.

– Этот самолет в двух винтах от развала. Я тебя в это не втягиваю, – говорю я, нахмуриваясь.

– Детка, это не имеет значения. Я хотела жить в Нью-Йорке, потому что там жила Роза. Ее там больше нет.

– Тот факт, что я не смог спасти ее – еще одна причина, по которой ты должна уйти, – резко рычу я.

У нее дрожат губы.

– Не знаю, почему Роза была там, но никто не мог спасти ее.

Чувствую, что слабею. Мое желание к ней преодолевает все благородные инстинкты. Коварные части меня шепчут, что я могу позволить себе лучший самолет с деньгами, которые правительство положило на мой счет после того, как я доставил товар. Дэвидсон был для них просто дополнительной защитой. Есть много мужчин, приезжающих и уезжающих с острова, совершая различные поездки. Даже если она захочет снова заняться работой модели, будет доступен транспорт. А что касается ее безопасности, то для Авы нет более безопасного места на планете Земля, чем этот остров, эта комната и моя кровать.

– Даже если я поверю, что тебе здесь делать?

Она одаривает меня легкой скрытной улыбкой, расстегивая наручники.

Разочарованный, я потираю запястье, и наблюдаю, как она идет к французским дверям, восхищаясь изгибом ее пухлой задницы. Я могу смотреть на нее бесконечно.

Взмахнув рукой, она распахивает двери, поворачивается ко мне и жестикулирует.

– Что ты видишь?

Я встаю и подхожу позади нее, глядя на пальмовую рощу, отделяющую нас от пляжа, а потом на океан. Солнце садится, и вода выглядит так, будто ее нарисовал мастер-художник в золотых, синих и серебряных тонах.

– Песок. Океан. Звезды. Ты. Твое прекрасное тело, твой удивительный дух. Я вижу всю надежду, которую никогда не имел, но хотел... в тебе.

Она смеется.

– Нет, вон там.

Я следую за линией ее указательного пальца, где несколько женщин, которых мы привезли с собой из фавелы, снимают белье. Их разноцветные платья развеваются, как флаги на легком ветерке, и парочка ребятишек бегает туда-сюда между женских ног, играя в пятнашки.

– Люди?

Я не понимаю, к чему она клонит.

– Нет, детка, это семья. Роза была моей семьей. Она любила меня. Может, у нее и был дерьмовый вкус на мужчин, но у нее было огромное сердце. Она никогда не отступала и не сплетничала о других девушках. Она была бы первой, кто поздравил вас, когда вы получили работу, даже если это была та работа, которую она хотела. Она будет искренне рада за тебя. Я так по ней скучаю. Скучаю по своей семье.

– И я забрал ее у тебя.

– Нет, ее увез Луи Дюваль. Ты пытался спасти ее, а потом привел меня сюда, где я нужна. Ты создал здесь семью, Раф. У тебя есть братья, сестры и дети. Но у вас нет никого, кто сидел бы рядом с тобой, держал бы за руку и говорил, что ты делаешь хорошую работу. У вас нет никого, кто мог бы поговорить с женщинами и помочь облегчить их переход. Вы хотели построить сообщество и сделали это. Вы заложили первые кирпичи, но вам нужна помощь. Я хочу быть этим помощником. Это намного лучше, чем держать бананы в течение трех часов для рекламы фруктов, – ее слова вырываются с такой страстью, которую я и не подозревал.

И я не могу продолжать отказывать ей, если она хочет остаться. Она нужна мне, потому что она – кислород в моих легких, кровь, которая заставляет мое сердце биться быстрее, дух, наполняющий мою душу. Ава нужна мне больше, чем что-либо другое. Я горю для нее.

– Ты права, – говорю я ей, обхватив ладонями ее гладкие округлые плечи.

Она – видение зрелых изгибов и затененных долин.

– Но ты забыла одну вещь. Я убиваю людей, чтобы заработать на жизнь. Вот, как я плачу за все это. Мои люди и я? Мы убийцы. Руки, которые ты хочешь на себе, испачканы кровью. Может, я и не спускал курок на Розу, но уже сотню раз стрелял.

Она должна знать, с какой порочностью мы имеем дело, чтобы сохранить сердце этого сообщества, прежде чем я заключу ее в свои объятия, и приму все подарки, которые она мне подарит. Отвернувшись от двери, она прижимает палец к моим губам.

– Нет. Вы спасли людей. Меня. Эти люди там, снаружи. Каждый из нас.

– О, Ава, – бормочу я, прижимаясь губами к ее губам.