Ава Рид - Когда я закрываю глаза

По щеке сбежала слеза. Я сглотнула с трудом – во рту сухо и противно. Трясущейся рукой я потянулась к стакану с водой, стоявшему рядом, сделала несколько глотков, но, почувствовав тошноту, тут же поставила его на место.

И вдруг появилось оно – воспоминание. Нет, все воспоминания. Они замелькали в голове подобно кадрам диафильма. Только эти образы и воспоминания воспринимались как-то неправильно. Они словно не мои, а чужие. Вот мама смеется, глядя свою любимую мыльную оперу. Папа, читающий газету. Лу, которая смотрит на меня свирепо. Я даже помнила, чем ее рассердила.

Но воспоминаниям чего-то недоставало! Да как такое может быть?

Я нахмурилась, поджала губы в попытке отвлечься от надоевшей головной боли. Сердце забилось чаще, немного закружилась голова, но мне не до подобных мелочей. Надо разобраться, почему все ощущается так… неправильно. Чтобы это выяснить, я собралась с силами, сосредоточилась, подавляя жуткую боль, снова охватившую тело.

И тут в дверях палаты появился папа с двумя кружками кофе в руках. Он лохматый, помятый, в неправильно застегнутой рубашке. Увидев меня, папа широко распахнул глаза, под которыми синели круги.

– Нора, – ошеломленно прошептал он, чуть не уронив кружки на пол. Кофе немного выплеснулся, хотя на стаканчиках были крышки. Папа неверными шагами обошел кровать, суетливо поставил напитки на столик, а затем ласково, но настойчиво потряс маму за плечо. Его голос дрожал:

– Она пришла в себя, Анна. Наша Нора в сознании.

Голос папы сорвался. Он заплакал. Руки у меня совсем ослабли, и я рухнула обратно на постель. По моим собственным щекам побежали горячие слезы. Всхлипывать очень больно, мне казалось, что я вот-вот не выдержу. Каждый всхлип отдавался во всем теле. Каждая слеза обжигала кожу, пока стекала на подушку.

Такого чувства я никогда раньше не испытывала. Мне было ясно: что-то изменилось. Что-то не так, как должно быть. Это не давало мне покоя, но я ничего не могла сделать. Я совершенно разбита, но цела. Как разбившаяся ваза, которую потом неправильно склеили по кусочкам.

Я лежала, закрыв глаза. Сердце отчаянно билось о ребра, будто запертый в темнице узник, жаждущий вырваться на свободу. Я пыталась успокоиться, но это до безобразия тяжело. Паника таилась во мне, там, внутри, однако… я не знала, чем она вызвана.

Возможно, это самое худшее.

Неожиданно кровать зажужжала, и моя голова сантиметр за сантиметром начала подниматься. Теперь я могла сидеть прямо, не напрягаясь. Жужжание прекратилось, наступила тишина.

Неуверенно приоткрыв глаза, я облизнула потрескавшиеся губы и взглянула прямо в лицо маме. На нем читались страх, надежда, любовь, отчаяние. У меня перехватило дыхание: все эти чувства такие явные, такие живые.

Столько чувств.

Столько всего испытано впервые.

Слишком много, слишком много, слишком много…

– Нора? Ты правда… в сознании? – задыхаясь, спросила мама.

Меня хватило только на слабый кивок, короткий и почти незаметный, но этого оказалось достаточно, чтобы мама просияла от счастья. Всхлипывая, она схватила меня за руку. Ладони у мамы такие теплые, ее прикосновения успокаивали. Только теперь я заметила, как холодны мои пальцы. Мама покрывала поцелуями мой лоб, захлебываясь слезами, а папа беспрерывно гладил ее по спутанным волосам.

– Что произошло? – хриплым тонким голосом поинтересовалась я.

Вопрос тут лишний. Перед глазами стояли образы, я давно знала, что произошло, только не могла взять в толк, почему. И неизвестно, как события развивались дальше.

В сознании всплыли лица Эллы, Тима, Йонаса. В глубине души я понимала, что надо бы спросить про них, побеспокоиться. Они мои друзья. Ну, вроде как. Сама не уверена.

– Позову доктора, – кивнув нам, папа вышел из палаты.

Мама достала из кармана джинсов скомканный платочек и вытерла слезы, размазав под глазами остатки туши. Левой рукой она все еще держала мою ладонь, а в правой – платочек, которым проводила по лицу. Мне неприятно – мама слишком сильно стискивала мои пальцы, однако в тот миг ей было это нужно. Она не могла отпустить мою руку.

Дверь распахнулась. Вместе с папой вошел мужчина, одетый во все белое, – он идеально вписывался в обстановку палаты. Кожа загорелая, волосы темные и глаза карие. «Может, у него испанские корни?» – предположила я. К чему вообще такие мысли? Какое это имеет значение?

У человека в белом высокие скулы и густые брови. Он серьезен, но взгляд у него добрый и открытый.