Ирина Лобановская: Замужем за олигархом

Но душа вдруг начинала в отчаянном протесте яростно бунтовать, противиться при одной лишь мысли о том, на что хотела из лучших побуждений толкнуть его баба Таня. Нет, не годится! Исключено! Не надо путать Божий дар с яичницей! Как он мог всерьез задумываться о подобной возможности? Благоглупости! Да и потом, неужели Миша с его невзрачной, неприметной, даже того хуже, неприятной внешностью может в действительности выжить один, пусть даже с каким-то так неизвестным дядей, о котором нехотя упомянула бабушка, в чужом, огромном, оглушительном городе? Дурные идеи… Чертовщина… Никому там не нужен человек ущербный, закомплексованный, потерявшийся в сумасшедшей жизни.

А Миша именно такой. Маленький косолапый очкарик… Вдобавок еще и сутулый: грудь, как у петуха коленка. Так говорит, издеваясь над ним, подлая насмешница Ленка… Но разве Миша на самом деле потерялся в жизни? Ведь она у него только начинается… Ему идет шестнадцатый год. Что там у него дальше? И что он встречает каждый день дома? Многого не проси… Кому какие выпали фишки…

Но разве это все, что может предложить ему на данный момент жизнь? Мирная кроткая баба Таня… Но Миша прекрасно без нее обойдется. Должен обойтись, должен, если хочет жить лучше, иначе. Мир бабушки — давно уже не его мир. И теперь не время размышлять, почему так случилось. Случилось — и все. Предначертано. Обсуждению не подлежит. Надо жить дальше. А как? Чем жить? Возле кого? Может быть, предложенный ему вариант… Хочется надеяться… Все равно в каждом дому — без исключения — по кому. Огромному и туго скрученному.

Бабушка в соседней комнатенке что-то прошептала во сне. Светало. Горизонт становился не по-осеннему нежным и безоблачным до прозрачности. В виске оживала тяжелая боль. Болезнь честолюбивых…

Миша закрыл глаза. В конце концов, что мешает ему попробовать начать новую, пусть пока еще неясную, но такую привлекательную и заманчивую жизнь? Слишком любопытную… В случае чего он всегда сможет от нее отказаться… Когда-никогда… Самое лучшее — поступать не задумываясь. Кто не успел — тот опоздал.

Если быть откровенным, в последнее время Миша редко задумывался над своими поступками: так оказалось проще и спокойнее. Он давно уже не виделся ни с кем, ни с кем не общался. И когда бесследно исчезли все его немногочисленные случайные приятели детства, знакомые по школе, он тоже не осознал это сразу и не ощутил ни горечи потери, ни чувства сожаления. Хотя терял всегда очень болезненно и с большим трудом приобретал, не дорожа, в сущности, никем и ничем. Ни свободы, ни легкости, ни радости жизнь не приносила. А счастья, как известно, на свете просто не бывает. «Дай бог воли, дай бог воли, остальное заживет…» — так пел в одной полюбившейся Мише песне Санька. Он хорошо играл на гитаре и сам подбирал мелодии по слуху.

— Окуджава, — говорил Санька уважительно.

Миша запомнил эту странно звучавшую фамилию.

Какое отчаянное одиночество! Вокруг столько людей — и нет никого… Бесконечная пустота… Беспредельный величественный волжский простор. Зеленый и синий… Тишина, покой и трава до пояса…

Восток светлел и светлел. Господи, как болит голова!.. И нет сил встать поискать таблетку…

Мише давно уже не требовались собеседники. Отнюдь. Или он так умело и ловко обманывал себя? Чтобы выжить… Здесь годятся любые средства. Увлекательный когда-то диалог с самим собой — удобный и простой способ существования — незаметно превратился в бесконечный внутренний монолог, обернувшийся навязчивым кошмаром. Полный зарез… История его болезни…

Совсем недавно Миша вдруг догадался: ничего особенного в жизни он не достигнет. Внезапное неприятное открытие ударило слишком больно. А дальше-то что? И не достигнет он ничего потому, что за все на земле нужно бороться, биться тяжело, неистово, долго, с полным напряжением сил и нервов. Зачем? И хватит ли у него терпения и мужества? Пожалуй что нет. «Дай бог воли…» Что воля, что неволя — все равно…

Фишка вот в чем: он не боец, и надо честно самому себе в этом признаться. А мир жесток и безумен.

Тогда, может быть, оставить все как есть? И расцветай, травка! Разве ему плохо? Просто замечательно! Ведь все имеется: дом, уют, забота… Бабушка… В конце концов, найдется какая-нибудь работа… Немало по нынешним временам. Никто мешать ни в чем не будет. Любить можно самого себя. Самого себя лелеять, беречь и носить на руках. Как шло — так и ехало. Сугубо фиолетово…

Миша в глубине души давно себя жалел, но по-своему, довольно странно, с непонятной, необъяснимой отстраненностью, как жалеют увиденного на улице бездомного котенка или щенка, но в дом не берут. Однако с недавних времен Миша стал считать, что работа и возможная карьера — не просто попытка самоутверждения, а основа существования, единственная реальность. Все остальное — наносное и лишнее. Об этом «остальном» можно жалеть, но строить свою жизнь, опираясь на чувства, нельзя. У жизни должны быть иные, более прочные, подлинные, ненадуманные основы.