Дмитрий Быков - 66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

Он оглянулся.

— Прости, — сказал он. — Мне жаль разочаровывать тебя окончательно. Но я уже не умею иначе.

— Дотронься, — сказала она с незнакомой ему властностью. И одновременно было в глазах ее детское настойчивое бесстыдство. Она поманила его пальцем. Потом осторожно стала водить тем же пальцем вокруг своего левого соска.

Вдруг ей стало зябко. Она снова надела сорочку.

— Извини, — натянуто улыбаясь, сказал Уидлер. — Я просто боюсь, что ты исчезнешь.

— На самом деле ты всего-навсего не можешь этого сделать, — сказала Эмили. В ее голосе не было ни презрения, ни насмешки, ни вызова. А только бесконечная, невыразимая печаль и горечь.

Он рванулся к ней, неудержимый и стремительный. Принялся целовать в затылок, грудь, шею. Обхватил ее крепкими горячими руками. Стремительно скинул с себя все. Она ему помогала. Пальцы ее были холодны и непослушны. Она прикасалась к своему телу, как к чужому.

...Но будем лучше говорить о прозе.

Что может проза? Чему она способна научить, чем развлечь, чем порадовать? Проза — всего лишь инструмент познания мира. Одним из многих. У нее, конечно, свое пространство, свои пейзажи, рельефы, повороты дороги... Но она не может никому ничего вдолбить. Вообще говоря, ее единственная задача, как ее понимает всякий честный автор, — это пояснить читателю, что он не один такой. И, может быть, ему еще будет хорошо-хорошо-хорошо... хорошо... хорошо…

Да, вот и это, как видим, можно передать средствами прозы.

— Опытный ты, — сказала ему Эмили.

— Да, — сказал он, — ты тоже ничего. Ты все чувствуешь.

Они помолчали.

— Слушай, — сказал Уидлер, — а я прочел у Рут... как ее? Ну, я не помню фамилию... Еще книжка посвящается Биллу, мы с ребятами все думали — ну и мужик же, наверное, этот Билл! Там так подробно написано, как искать клитор, там даже написано, что клитор — это такой странный зверек, он где–то там всегда прячется... Нет, тебе со мной правда было хорошо?

— Правда, — тихо сказала Эмили.

— Ну, спасибо. Правда. Так вот, я до сих пор, знаешь, как–то не очень хорошо его себе представляю. Иногда сразу нахожу, а иногда рыщешь, рыщешь, не находишь...

— Ты его сейчас разве не почувствовал? — улыбаясь, спросила Эмили голосом старшей.

— Нет, ну почувствовал, конечно... но не так чтобы очень.

— У меня он небольшой, — сказала Эмили. — Сейчас поищем. Давай лапу. Почему лапа холодная? Вот так...

Она поцеловала его руку, потом осторожно проводила ее в нужном направлении.

— Вот. Чувствуешь?

— Какая прелесть! — сказал Уидлер. Потом осторожно провел влажным пальцем по губам Эмили.

...Но будем лучше говорить о прозе.

Конечно, проза еще никого не удержала от злодейства, никого ничему не научила, никого не сделала чище, светлей, умней и прочая. Но зато она способна энергетику авторской личности передавать усталому читателю. Она черпает эту энергию ниоткуда: из столкновения двух сил, двух сюжетов, двух далеких друг от друга слов. Патетики и иронии. Но именно этим она делает читателя лучше!.. чище!.. лучше!.. чище!.. лучше!.. ч и щ е... Уф…

— Слушай, — сказал Уидлер. — Ты не думай, я не думаю, что ты мне отдалась за купчую.

— Забудь ты, — сказала Эмили.

— Ты не устала?

— Что ты, мне так хорошо.

— Мне тоже, — сказал Уидлер. — Я закурю, а?

— Конечно.

— Слушай, а это ничего, что я не предохраняюсь?

— Вообще сейчас опасный период, но ты делай, как тебе лучше. Мне же тоже от этого лучше.

— А тот ублюдок...

— Не бойся. Он вовремя выдергивался.

— Говорят, вредно.

— Ну вот, видишь.

— Слушай... А период правда опасный?

— Успокойся, я не собираюсь шантажировать тебя ребенком.

Уидлер приподнялся на локте.

— Надо ли понимать, что ты не хочешь за меня замуж?

— Нет, ни замуж, ни детей я сейчас как–то не планирую.

— Но ты же любишь семейственность!

— Но я еще молода. Карьера не сделана, на ногах я не стою толком...

— Какая карьера! Я куплю тебе прекрасный дом, питание в лучших ресторанах, одежда от кого захочешь, хоть с плеча Пьера Кардена...

— Мне это все уже предлагали.

— Кто?!

— Тот ублюдок.

— И ты что?

— Согласилась, конечно.

— Нет, серьезно. Ты совсем не хочешь за меня замуж?

...Но будем лучше говорить о прозе.

В отличие от поэзии, проза не знает ограничений. Ни тематических, ни формальных. Она касается чего угодно и не связана законами размера и рифмы. Но у прозы свои законы. Она избегает прямых указаний. Настоящая проза любит намеки, тайные параллели, ходы, выкрутасы, фигуры умолчания. И пока она отвлекает читателя, позволяя пробегать одно, сосредоточиваться на другом, увязать в третьем, перескакивать через четвертое, блаженно мечтать на пятом, — герои ведут себя, как хотят, живут своей жизнью, занимаются, чем только сочтут нужным, потому что они совершенно свободны! свободны! Свобод-ны!..