Дмитрий Быков - 66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

Он легко ладил с людьми, к какому бы кругу они ни принадлежали. Аттракционщик охотно хлопнул его по плечу, указывая направление, в котором располагалось ближайшее кафе.

Колесо остановилось. Аттракционщик прекрасно знал, что Элизабет зависла в раскачивающейся кабинке на самой верхней точке. Она пугалась, визжала, топала ногами и от этого только больше раскачивала утлую кабинку.

— Парень, так надо, это входит в правила игры, — тихо сказал Джон на ухо новому приятелю. Тот кивнул, и оба расхохотались.

— Джон! — неслось с высоты. — Джон, не оставляй меня! Что ты делаешь! Мерзавец! Ааааах! — это кабинка особенно резко качнулась взад-вперед, и Элизабет изо всех сил ухватилась за поручни. — Долбанусь, как пить дать долбанусь!

— Посиди, дорогая, передохни! Я только кофе глотну и тут же обратно! Там не холодно?

— Свинья, мерзавец, гнусный хам!

— Чего? Я на ухо стал туговат!

— Скотина!

...Через три минуты она уже бежала за ним вдогонку, размахивая идиотскими шарами. Пятясь, он бежал к набережной.

— Ангел мой, в чем дело? Мой ангел! Мой демон! У нашей Мэри был...

— Козел!

— Все правильно, у нашей Мэри был козел, она висит, а он ушел...

— Ах ты дрянь! — она вцепилась ему в рукав и с хохотом размахнулась. Связкой шаров ему по башке, по морде, по наглой, смеющейся, неотразимой морде.

Этот поцелуй показался ей дольше всех предыдущих.

— Слушай мою команду, — сказал маленький чернявый мальчишка лет одиннадцати. — Вы видите этих двух влюбленных идиотов?

Джон и Элизабет, уже не отрываясь друг от друга и оттого почти не разбирая дороги, шли по набережной. Шары болтались над ними как знак высшей справедливости их союза и, если угодно, знак принадлежности к иным мирам.

— Этого одуревшего я сейчас выставлю на пять долларов, — сказал заводила своей команде. Команду составляли: семилетняя серьезная негритянка в очках, толстяк — ровесник и брат вожака, представлявший полную противоположность близнецу, китайчонок с вечной улыбкой и еще несколько личностей в возрасте до двенадцати лет включительно. Личности эти с утра мечтали о воздушной кукурузе, но мечты их никак не осуществлялись. Что поделать, думал вожак. Дураков нет, и все хотят кукурузы. Но сейчас, кажется, им обломятся сразу два дурака, которые не нашли другого занятия, как липнуть друг к другу под связкой шаров. Глупая вещь любовь. Я, во всяком случае, никогда не стану совершать глупостей из–за того, что мне хочется кого–то обслюнить.

— Мистер! — крикнул он Джону. — Эй, мистер!..

Джон оторвался от Элизабет и облизнул губы.

— Чего тебе, злобный карлик? (Он часто называл детей злобными карликами и вообще не слишком их жаловал).

— Мистер! Мой брат за пять долларов может пропукать вам тему из кинофильма «Челюсти»!

Элизабет засмеялась, как сумасшедшая. Она готова была расцеловать каждого из компании. Прекрасная вещь любовь, — единственное состояние, когда вопроса «Зачем» не существует. За вопрос «Зачем» надо приговаривать к наказанию плетьми.

— Джон, жадина, дай им пять долларов. Никогда не слышала тему из «Челюстей» в таком... таком исполнении!

— За пять долларов, — назидательно сказал Джон, — я пластинку могу купить!

— Пластинка — это совсем не то, мистер!

— Ну ладно, ладно, отцы, вот ваши пять долларов, но чтобы эти импровизации происходили не против ветра...

Толстяк был готов к своему трюку. Они довольно часто его проделывали. В особенности удачно он прокатывал с иностранцами, не знающими темы из «Челюстей». Толстяк вышел в центр полукруга, который немедленно образовали остальные. Слегка присел, отклячив свой основательный музыкальный инструмент. Надулся. Уперся руками в колени. Напряжение нарастало. Он тужился минуты полторы, набирая в грудь воздуху и зажмуриваясь. Наконец напряжение торжественной минуты разрешилось не слишком долгим, но несомненно музыкальным звуком, который в такой же степени напоминал тему из «Челюстей», как и тему судьбы из Пятой Бетховена.

— Обдираловка! — вскричал Джон. — Какое гнусное мошенничество! Там было еще «пам-па-па-па-па-па»!

Элизабет, впрочем, была единственной слушательницей. Да и она почти сразу заткнула ему рот, приникнув к его губам и обхватив плечи. Маленькая банда стремительно улепетывала в направлении киоска с кукурузой.

Автоответчик говорил разными голосами. Властный голос принадлежал, по-видимому, пожилой женщине, привыкшей к безоговорочному повиновению.

— Элизабет! Напоминаю тебе, что завтра в 13.00 ты приходишь ко мне на осмотр.