Дмитрий Быков - 66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

Интересно, понимает ли его бармен? Или он только и знает, что свои мартини?

Бармен его, конечно, понимал. Но ничем не обнаруживал своего понимания, потому что он был уже немолодой и умный мужчина, всего навидавшийся на своем веку, на вечном карнавале.

— Ты ела бы в роскошных ресторанах. Слушай, я вполне серьезно. Только сделай для меня один пустяк. Ну что тебе, трудно? Что, лучше с каким–нибудь из местных вроде него? — он кивнул на бармена, тот обернулся — с готовностью услужить. — Ничего, ничего, — на плохом испанском сказал ему Гэлбрейт. — Так вот. Крошечный пустяк. Тебе же нетрудно. Ты же не пожалеешь. А? Ну, положи мне руку вот сюда. На колено. Я тебе за одно это отвалю — вот, видишь? — Он достал стодолларовую бумажку. Ничего. У него сейчас как раз намечалось недурное дельце, так что можно было и купить на ночь такое тельце. — Ну, положи мне руку на колено!

Он подвинулся к ней, выставил колено, коснулся ее ноги. Она дернулась, как от тока, покраснела еще гуще и посмотрела на него в упор.

— Можешь не снимать полумаску, — сказал он, откровенно любуясь ею, но не так, как Уидлер. Для Уидлера она была чем–то вроде произведения искусства.

И он любовался ею иначе. А этот смотрел уже как на собственность, которая кобенится.

— Ну! Уно, дос, трес! Раз, два три! Еще раз: считаю до трех, и ты кладешь мне руку на колено! Уно, дос, трес! Сделай это! Это твое! Уно, дос, трес!

Он взял ее руку и положил к себе на колено.

Эмили вскочила, выдернула руку и, не найдя в себе сил дать мерзавцу по морде, все еще чувствуя себя в его горячих тисках, направилась к выходу.

Навстречу ей вошел Уидлер, — поразительно вовремя, надо сказать. Вслед смотрел Гэлбрейт, временно — Джером.

— Этот сукин сын, — прошептала Эмили прерывисто и хрипло, — этот сукин сын хотел меня купить. Он мне предлагал... Он мне предлагал...

— Ну и что же? Это очень естественно.

Эмили отпрянула. К этому она готова не была. Она была готова к тому, что Уидлер окажется ее союзником и набьет морду нахалу, который пытается занять его место и говорит его девушке всякую дрянь. Его девушке? Да, его, несомненно, она знает себя.

— Ты серьезно?

— А ты посмотри. Он–то уж точно серьезнее, чем ты думаешь.

Уидлер кивнул на стойку бара. Эмили с негодованием обернулась. Гэлбрейт-Джером клал на стойку триста долларов и сверху — ключ от своего номера.

Эмили повернулась к Уидлеру.

— Он мне прямо предлагает идти в его номер.

— Так иди.

Слава Богу, он, кажется, ревнует. Или шутит.

— Я что, действительно так выгляжу?

— Как именно?

Гэлбрейт резко вышел мимо них, нарочно чуть не толкнув Уидлера, но тот посмотрел на него с таким ласковым любопытством, что Гэлбрейт отвел взгляд и еще стремительнее выбежал из ресторанчика.

— Как ты выглядишь? Желанной? Такой, что тебя хотят?

— Да.

— Безусловно, именно такой ты и выглядишь. Смею тебя уверить. И не вижу в этом ничего плохого. Наоборот. Радоваться надо. Тебя это удивляет? Неужели это так плохо — хотеть кого–нибудь?! Настолько хотеть, что люди даже готовы за это платить. За то, что, по идее должно им доставаться даром, как всякое истинное счастье, всякая радость...

— Что ты хочешь этим сказать?!

— То, что таким образом это даже более возбуждающе. И для тебя.

— Для кого?!

— Для тебя. И для меня. Что, ты хочешь сказать, что не согласна? Тогда тебя бы здесь не было. Но ты ведь сама захотела сыграть в эту игру!

— Я?!

— Ну конечно.

Она начала догадываться.

— Ты сам... ты сам даже не дотрагиваешься до меня, говоря, что дело во мне, не во мне, в тебе... Путаешь, темнишь... Ты... хочешь взять меня чужими руками?!

Лицо его было жестко. И непроницаемо.

— Ну да... но это не совсем точно сказано. Хотя — да, и руками тоже.

— Ты сам уже ничего не чувствуешь... и хочешь почувствовать через меня?! Когда я буду принадлежать другому? В этом дело?

Он закурил.

— У меня нет слов, — медленно сказала она. — Нет слов сказать тебе, что я сейчас чувствую. Невыносимо.

— А ты скажи. Нет, правда. Мне интересно.

Эмили поднялась на этаж. Ключ от чужого номера болтался у нее на пальце. Глаза ее были широко раскрыты. По ковровой дорожке она шла быстрой, решительной походкой. «А ты скажи, — бормотала она, — мне интересно... ему интересно... сволочь паршивая... где же комната этого недоноска... ему интересно... сейчас тебе будет еще интереснее...»

Дверь! Уверенным движением она всадила ключ в замочную скважину. Замок не открывался. Эмили растерянно оглядела пустой коридор. Снова попыталась открыть дверь. Замок не поддавался. Она тихонько вскрикнула — ошибка! Номер принадлежал ей... Нет, не ей конечно. В этом проклятом чужом отеле она поднялась на свой этаж и теперь как бы ломилась в дверь своего номера. Потому что в своей комнате она хотела дождаться Джима. И разговаривать с ним. И любить его. И спать — в обнимку, послав к черту всех этих американских свиней.