Тиффани Райз: Святой

- Прикажи мне войти, - повторил он, и Нора открыла глаза. - Пожалуйста.

Она никогда не могла устоять перед мольбами красивого мужчины.

- Входи, Нико, - ответила она сыну Кингсли. - Это приказ.

Она захлопнула дверь за Нико и потянула его к камину. Нора помогла ему снять куртку и ботинки. Потрепанные, в слое грязи, его обувь была совершенно не похожей на сапоги для верховой езды Кингсли. Эти практичные ботинки были рабочими, со стальными носками.

- Мне стоит знать, как ты меня нашел? - спросила она, стряхнув грязь с ботинок Нико и поставив их сохнуть у камина.

- Я шел по твоему следу из хлебных крошек.

- Хлебных крошек?

- Возможно, в ресторане ты случайно оставила свою сумку открытой, и я мог случайно увидеть адрес в бланке подтверждения аренды.

- Сумку я случайно оставила открытой, - сказала она.

- Но не случайно увидел адрес. - Он стянул носки и запустил руки в волосы, стряхивая с них капли дождя.

- Каков отец, таков и сын, - вздохнула она. - Ты такой же пронырливый, как и Кинг.

- Ты сердишься?

- Нет, не сержусь. - Она прижала ладонь ко лбу и потерла распространяющуюся там головную боль. Нико убрал ее руку и с беспокойством посмотрел на нее.

- Хочешь есть? Или вина? - спросила она, прежде чем он успел спросить как она, вопрос, на который она не хотела отвечать. - И ты принес что-то с собой?

- В машине могут лежать одна или две бутылки «Розанеллы».

- Я не заставлю тебя их принести, - ответила она. Снаружи до сих пор бушевала гроза.

- Я принесу позже. Сначала о главном. - Нико взял ее за запястье и притянул ближе.

- Нико...

- Нет, - сказал он. - Не сопротивляйся мне. Позволь помочь.

Вздохнув, Нора положила голову ему на грудь и позволила размять свою шею. Когда они встретились в декабре, с ней был Зак, и Нико, с его слов только его мать называла его Николя, показал ее редактору/другу/редкому любовнику все свое почтение. Но когда она месяц спустя снова навестила его, Нико не делал ничего, чтобы скрыть свое восхищение тем, что она была с ним. Ему едва исполнилось двадцать пять. Красивый и юный, и француз, по какой причине он хотел ее, почти на двенадцать лет старше его, и с долгой историей интимных отношений с мужчиной, который, как он узнал, был его биологическим отцом? Она получила ответ на этот вопрос, когда они прогуливались. Две женщины, мать и дочь, остановили их, спросив дорогу. Матери на вид было около сорока, а дочь возраста Нико. Обе были классическими французскими красавицами и хорошо одеты. Нико просто подмигнул дочери. Матери он улыбнулся так игриво, что даже его отец впечатлился бы. У сына Кинсли был фетиш на женщин постарше.

Что ж... как мило.

- Тебе больно, - сказал он. - Я чувствую это.

- Мне нравится боль, - напомнила она.

- Никто не любит такую боль. Я бы знал.

Она сочувственно опустила глаза. Мужчина, который вырастил Нико как своего сына, умер пять месяцев назад. Месяц спустя появилась она и сказала, что у него другой отец, из-за чего разошлись швы на его все еще заживающем сердце. Если кто-нибудь и понимал боль, которую она испытывала сейчас, это был Нико.

- Позволь мне сегодня облегчить твою боль.

- Как? - Она посмотрела на него. - Ты можешь воскрешать людей?

- Я могу тебя воскресить.

Она едва не сказала, что он был таким же высокомерным, как и его отец, но прежде чем она открыла рот, Нико поцеловал ее.

Нора нервничала словно девственница, ее губы дрожали под его поцелуем. Если бы это был кто-то другой, она бы удивилась новоприобретенной застенчивости. Нора никогда не была такой скромной, никогда не была стеснительной, никогда не была невинной. И все же, это был единственный сын Кингсли, и, переспав с ним, она утратит нечто дороже, чем ее девственность.

- Ты дрожишь, - прошептал в ее губы Нико.

- Я боюсь.

- Боишься? Чего?

- Не знаю.

- Я здесь, - прошептал он. - Тебе не стоит бояться.

Он здесь. Вот почему она боялась. Но страх не остановил ее, когда она открыла рот, чтобы ответить на его поцелуй. Он целовал ее вдоль подбородка к уху и прикусил мочку. Над пульсирующей точкой на шее он оставил долгий, томный поцелуй. Жар его рта распространялся до самого позвоночника. Его поцелуи были ни неуверенными, ни поспешными. Пока он целовал ее, мышцы расслабились, кожа покраснела от тепла, и страх исчез. Впервые за эти дни она ощутила себя человеком. С момента встречи в декабре, она и Нико еженедельно переписывались. Письма, звонки, он даже писал письма от руки. Письма она читала и перечитывала и отвечала на них. Письма, которые она сжигала прежде, чем кто-то сможет их найти.