Николай Липницкий - Два одиночества

— Да, конечно. Идёмте. Нам здесь больше делать нечего. — Ледяным голосом отозвалась она и, повернувшись к Максу добавила — выздоравливаете. Больше я вас не потревожу. Не беспокойтесь.

К маме ехать не хотелось. Она расплатилась с врачом и рванула в сторону города. В груди ледяной глыбой затаилась обида. Домой, только домой. На повороте машину занесло. Чисто автоматически, даже не осознав, что могла разбиться, она выровняла машину. Влетев в квартиру, Юлька, даже не включая свет, бросилась на диван и, наконец, разрыдалась. Дура! Нашла настоящего мужчину! Да он просто припадочный какой-то. Она к нему всей душой, а он по этой душе грязными сапогами. Животное. А она тоже хороша. «Я над вами шефство возьму». Далось ему это шефство. Другой бы ей руки за это целовал, а этот… Тварь неблагодарная! Да вот только другой не нужен. И этот уже не нужен. Пусть загибается в своём обшарпанном домишке. Нарыдавшись от души, Юля вспомнила про мамин пирог, достала его из пакета и, разогрев чайник, стала мстительно жевать, запивая чаем: «Пусть без пирога остаётся». На душе было гадко. В холодильнике стояла бутылка водки. Юля достала её и задумалась: выпить или нет. Завтра за руль, но хочется напиться. А, будь что будет. Водка хорошая, «Ржанка». После неё, говорят, на утро голова не болит, и перегара нет. Первая рюмка пошла трудно. Юлька пить не любила и не умела. Однако вторая проскочила лучше. По телу разлилась приятная теплота, после третей мысли затуманились, и Юля, покачиваясь и задев на ходу косяк, пошла спать.

Укол подействовал, и Макс, трезво поразмыслив, решил последовать совету врача. Наскоро собрав всё необходимое, он завёл свой старенький верный «Москвич» и поехал к матери. Гнев, бушевавший в душе, утих, голова успокоилась, и Максим призадумался над произошедшим. Случай, конечно, неприятный. Некрасиво он поступил, не сдержался. Да и она хороша. Кто её просил со своей жалостью лезть? По пути забежал в аптеку и накупил лекарств. Мать встретила встревоженными причитаниями.

— Куда же ты пропал? Я уже места себе не нахожу. Обычно на обед забегал, а тут на два дня пропал. Ты же знаешь, что я за тебя волнуюсь. У тебя ведь работа опасная. Сколько таксистов убивают, жуть, прямо.

— Я, мам, заболел. Два дня пролежал, сейчас лучше стало, решил у тебя поболеть.

— Правильно решил. И вообще, что ты забыл у себя на дачах? Есть же квартира.

— Мама, об этом уже говорили, и я не хочу опять возвращаться к этому разговору.

Мать вздохнула и потащила Макса в кухню.

— Как чувствовала, лапши домашней наварила, какую ты любишь. Пойдём, поешь.

— Мама, не хочу я кушать.

— А кто тебя спрашивает? Совсем от рук отбился. Кушай, давай. А я пока постель приготовлю. Вон, на тебе лица нет. Покушаешь и ляжешь.

Макс и сам чувствовал, что действие укола проходит. Опять появляется ломота в суставах, а голова опять наливается свинцом. Поев без аппетита, он перебрался на кровать и покорно отдался лечению мамы.

Простудился Макс действительно сильно и проваляться в постели пришлось почти неделю. Похудевший и ослабший, он вышел во двор пятиэтажки. Погода баловала почти весенним теплом. С крыш текло, почерневший от городской копоти снег грязными кучами медленно умирал в тенистых местах. Максим закурил и улыбнулся, подставляя лицо тёплым солнечным лучам. Быстрее бы весна. Дачный посёлок погружается в пучину зелени и ароматов, оживают улицы и дворы и отовсюду слышатся детские голоса. Хорошо. А ещё на рыбалочку съездить. Походить по речке с накидкой, маринку половить, а вечером посидеть у костра. Он почти ощутимо представил себе жар горящего костра, треск сучьев в огне, дымок и аромат тройной ухи. Фантазия живо нарисовала перед внутренним взором вечернюю речку, подсвеченную бликами костра, пляшущее пламя и… Юлию рядом. Опять Юлия. В последнее время она не выходит из головы. Зря, все-таки Макс нагрубил ей тогда. Дурак ненормальный. Гордость взыграла? Да нет, скорее злость. Злость на то, что она так недосягаема, на то, что ни на что большее, чем жалость он не может рассчитывать. Да пусть жалость. Зато всю неделю она была бы рядом с ним. Целую неделю Максим мог бы наслаждаться ароматом её духов и прикосновением её рук. Это было так возможно, но он, как последний дурак, всё испортил. Да что уже сделаешь? Знал бы, хотя бы, где искать, хоть извинился бы. Да что теперь изменишь? Снявши голову, по волосам не плачут. Так комбат говорил, Хороший мужик был. Жаль, погиб нелепо. Подорвался на своей же растяжке. Мысли переключились на работу. Погодка балует. Ещё бы денька два полежать, да нельзя. Работать надо. По таким дорогам после той снежной каши одно удовольствие ездить. Да и времени сколько упустил. Завтра надо выезжать. Макс щелчком отбросил окурок и пошёл домой.