Мария Воронова - Врачебная ошибка

– Но как же так? – растерялась я, зная, что работа всегда была для Николая Ивановича важнее всего, важнее самой жизни.

– Знаешь, в поликлинике тоже интересно. Главное, график удобный.

– Но вы же так потеряли в деньгах! – выпалила я. – Могли бы нанять сиделку…

– Наверное, Федору приятнее, чтобы за ним ухаживала я, а не сиделка, – сказала она строго. – Пока мы были здоровы, могли делать что хотели, а теперь иначе. Все меняется, лето проходит, наступает осень, потом зима, и надо одеваться в соответствии с погодой. Пока я могла быть раздолбайской женой, я ею была, спасибо Федьке. Теперь же, как говорил Николай Иванович Пирогов, «движимая милосердием своей женской натуры…»

Она негромко засмеялась, и вдруг я заметила, как от улыбки хорошеет ее лицо.

Я недолго пробыла у нее в гостях. Кажется, Николаю Ивановичу не терпелось приняться за домашние хлопоты, и она не знала, будет ли Федор рад меня видеть, когда проснется, поэтому я соврала, что у меня назначена встреча.

Николай Иванович сказала, что ей приятно было меня видеть и она рада знать, что я все же не пролюбила свой талант, а стала заведующей реанимацией в краевой больнице и не забываю писать статьи. Но номер телефона она у меня не попросила и не поинтересовалась, долго ли я пробуду в Петербурге.

Подруги ей так и не стали нужны.

На обратном пути я думала о странных капризах судьбы, которая иногда не дает нам ничего решить, а потом ставит перед труднейшим выбором. Никто бы не осудил мою начальницу, если бы она наняла сиделку и продолжила свою карьеру. Наоборот, все только похвалили бы ее, что, превратившись в единственного кормильца семьи, она заботится о процветании, зарабатывает деньги. Самая скверная жена современности вдруг вспомнила о своих обязанностях, надо же! Ладно, если бы она была обычной карьеристкой, но ее вело призвание, а вовсе не желание добиться успеха любой ценой. И все принести в жертву…

Но тут я поняла, что между Федором и нею нет такого понятия, как жертва и долг.

Было очень жаль, что Николай Иванович не станет никогда министром, но приходится мириться со многими вещами, на которые никак не можешь повлиять.

Тут мне вспомнилась еще одна цитата Пирогова: «Без нравственного смысла все правила нравственности ненадежны».

Перед отъездом я еще раз навещу бывшую начальницу, возможно, это будет наша последняя встреча. Как же сказать, что я никогда не стала бы счастливой без ее помощи?

Каждое утро Константин Алексеевич занимался в зале, который открывали на час раньше специально для него. Его любимая беговая дорожка стояла так, что он не мог видеть себя в зеркало, но Константин Алексеевич знал, как выглядит со стороны: пятидесятилетний сухощавый мужик с железными икрами и суровым профилем бежит размашисто, но технично.

Этот ежедневный час бега был необходим ему так же, как дедовским часам с широким кожаным ремешком на его руке каждое утро была необходима подзаводка.

На дорожке Константин Алексеевич обдумывал предстоящие дневные хлопоты и заботы, коих у него, как у губернатора сурового северного края, было предостаточно.

Но часто мысль отвлекалась, съезжала в какие-то бесплодные умствования, и сияние сбывшейся мечты подергивалось пеплом разочарования.

Парень из простой семьи честно прошел все ступени карьерной лестницы и достиг больше, чем представлялось ему возможным на заре жизни, но…

За ночь дух разгоряченного тела не успевал полностью выветриться из зала и, смешавшись с запахами влажной уборки, наводил почему-то на мысли о белке в колесе.

А тут еще дедовские часы, поглядывая на которые Константин Алексеевич вспоминал своего предка, как тот вздыхал: «Погубит вас суета сует». Юному Косте эта максима казалась совершенно бессмысленной, так что странно было слышать ее из уст такого мудрого в других отношениях человека, он вскидывался, потому что в шестнадцать лет было важно и интересно жить, а теперь горько понимал, как дед был прав. Вероятно, он гордился бы внуком, что тот суетится не так мелко, как другие, а может быть, и нет. Теперь не узнать.

Отбегав положенный час, Константин Алексеевич набросил прямо на спортивную форму старый кардиган и нырнул в машину. Хлебнув в жизни всякого, он умел ценить комфорт и душ предпочитал принимать в собственной ванной.

Выйдя в столовую в халате и с мокрыми волосами, Константин Алексеевич нашел там завтракающего сына.

Алексей встал, приветствуя отца, и отец подумал, как это Ирине удалось воспитать детей так, что быть вежливыми для них было так же естественно, как дышать.