Бек кивнул и замолчал на какое-то время. Я вывалил на него слишком много информации, которую сложно было переварить ребенку его возраста. До настоящего времени я и сам с трудом ее мог усвоить.
– У тебя еще есть ко мне вопросы, сынок?
– А можно мне по-прежнему называть тебя папой?
У меня сжалось сердце.
– Конечно, даже не сомневайся. Я всегда буду твоим папой.
– А как тогда мне называть Леви?
Мысль о том, что мой сын называет какого-то другого мужчину отцом, вызвала у меня прямо-таки физическую боль. Но в данной ситуации мои чувства не имели значение.
– Уверен, вы с мамой и Леви придумаете, как решить этот вопрос.
Через пару минут Бек попросил разрешения снова включить мультики. При этом даже нельзя было сказать, что он сильно подавлен после нашей беседы. Что касается меня, я, напротив, чувствовал себя так, словно только что провел десять раундов схватки с тяжеловесом, причем со связанными за спиной руками. Я был полностью истощен, как физически, так и душевно.
В тот вечер, отвезя Бека к Алексе, я лежал в своей постели в гостиничном номере, проигрывая в уме наш разговор с Беком снова и снова. Главное, чтобы я соответствовал всему, что сегодня сказал своему сыну. Дети учатся на примере родителей, но скорее по тому, что они делают, а не по тому, что они говорят. Мне надо показать мальчику, что я переехал сюда надолго и наши отношения неизменны. Особенно потому, что я не мог контролировать поступки и слова ни Леви, ни Алексы.
Я пытался заснуть, но одна мысль засела в глубине моего сознания и не давала мне покоя. Мысль, вернее одна фраза, которую я сказал Беку. Хотя я и полагал, что говорю ему только правду, все же, если не кривить душой, приходилось признать, что я не живу полностью в соответствии с провозглашенными принципами. И хотя к моему сыну это не имеет никакого отношения, но все же…
Когда любишь человека, ты не можешь его бросить.
* * *
На следующее утро тревожащая меня всю ночь мысль проросла. Корень ее незримо присутствовал в моей душе весь последний месяц, но после беседы с Беком он пустил ростки, разросшиеся подобно виноградной лозе. Цепкие ветви проникли в голову и обвили мое сердце так крепко, что я с трудом мог дышать.
Я еле заставил себя вылезти из постели, чтобы успеть в аэропорт на свой рейс. Уже сидя на заднем сиденье такси и уточнив время вылета, я начал психовать и дергаться. Я прекрасно знал свою привычку зацикливаться на всяком дерьме, но мне просто надо было знать. В конце концов я сдался и послал Роману сообщение. На часах было пять утра.
Дрю: Она с кем-нибудь встречается?
Как всегда, он ответил через пару минут. Это был единственный человек из всех, кого я знал, которому требовалось еще меньше времени для сна, чем мне.
Роман: А я думал, что не должен тебе об этом докладывать.
Дрю: Просто скажи.
Роман: А ты уверен, что сумеешь с этим справиться?
О господи. Я вовсе не был уверен, что смогу пережить правду. Раз он задал такой вопрос, значит, дела были совсем плохи.
Дрю: Говори.
Роман: Сосед оказывает ей знаки внимания. Послал на днях цветы – огромный букет желтых роз. Пригласил ее пообедать в какой-то пафосный ресторан с запредельными ценами и крошечными порциями.
Твою ж мать.
Дрю: Что-нибудь еще?
Роман: Установил за ним слежку. Прошлым вечером он пригласил какую-то женщину поужинать. Женщина высокая, с красивыми ногами. Посреди ужина они, похоже, начали ссориться. Она закатила ему истерику, вскочила, швырнула салфетку на стол и выбежала из ресторана. Думаю, он ее бросил.
Значит, тревожное ощущение на душе было неспроста. Я потеряю ее навсегда, если так и буду прятать от себя самого свои чувства. Подъезжая к аэропорту, я набрал последнее сообщение моему другу и вышел из такси.
Дрю: Спасибо, Роман.
Ответ пришел мгновенно.
Роман: Иди и добивайся ее. Не то будет поздно.
* * *
Я почти так же нервничал, как вчера, когда сообщал неприятные новости Беку. Но в этом случае я был настроен по-другому. Я был преисполнен решимости. Чего бы мне это ни стоило, я собирался убедить Эмери простить меня и дать мне еще один шанс. Я облажался – можно сколько угодно сваливать это на печальный опыт моей прошлой жизни, но это не меняло дела. Я был виноват и собирался это исправить.
На двух из трех лифтов в доме, где жила Эмери, висела табличка, указывающая, что они оба были неисправны. Я ждал третьего, от нетерпения притопывая ногой и наблюдая, как мелькают цифры с номерами этажей над дверью. Лифт задержался на девятом этаже на полминуты, потом на столько же на восьмом. Я не могу так долго ждать. Я и так потерял слишком много времени. Оглядевшись вокруг, я заметил вход на лестницу и сорвался с места, переходя на бег. Сердце бешено колотилось, когда я, перепрыгивая через две ступеньки, прибежал на третий этаж.
Читать дальше