Александра-К - Элька [СИ]

— Ладно, парень, полежи пока. Пойду, отколю филейные части и вернусь. А ты свою порцию на сегодня получил, так что лежи, отдыхай. Тебя хоть как зовут-то?

— Элька…

Понятно, типа Эльдар в полном варианте. И фамилия такая… Козяв… Кузьменко… Обалдеть! По-другому не скажешь. А меня он даже не спросил о моем имени — видимо, ему вовсе не до того было. Ладно, потом познакомимся.

Пока я снимал стресс, ловко попадая шприцом в мускулюсы глютэусы, сиречь — окорочка моих больных, мелкий понемногу осваивался в сестринской.

Когда я вернулся, чайник кипел вовсю, а Элька задумчиво стоял на коленках перед холодильником. Но вот тут-то… В нашем холодильнике мышь удавится, чтоб не мучиться от голода. Я-то обычно вечером не ем, а пара моя сегодня не вышла — заболела, похоже. На исхудалой мордочке козявки было написано горькое разочарование. Я вздохнул — не могу, когда на меня смотрят голодными глазами, да еще и после сердечного приступа. Пришлось тащиться в раздатку и тихо стырить там батон хлеба и остатки вечерней каши — пока его жабокряки по палате поглощали ужин, мы с Элькой бегали на томограф. Эти добрые дяди мальчишке даже на тарелке не оставили ужин, то ли сожрали его порцию, то ли просто выбросили. Каша была пшенная и невкусная, но козявка смел ее за мгновение, проглотил полбатона хлеба с сахаром и осоловевшими от сытости глазами уставился на меня. Щеки и губы немного порозовели, и он больше не напоминал голодного вампира, о чем я ему и сказал. Мальчишка тихо заржал. Страх смерти, видимо, прошел, и он начал воспринимать действительность более или менее реально.

— А как вас зовут? — Синие глаза смотрели хитро — непонятно, как обращаться к медбрату — вроде бы, маленькое больничное начальство, да и постарше все-таки. Поэтому козявка решил не рисковать и обратиться со всем почтением.

— Влад…

Вообще-то я Владимир, но заморачиваться по поводу Вовочки начал очень рано, и настоящее имя теперь знает только моя тетка да секретарь моей альма-матер — когда студенческий выписывала. Сильно сомневаюсь, что староста знает имя в реале, впрочем, не уверен — она у нас девица очень дотошная.

— Спасибо, Влад…

Что можно сказать на такое? «Не стоит, так поступил бы каждый!» В общем-то, да, исключая тех двух жирных боровов в его палате, выживших мальчишку едва не в коридор после приступа и оставивших его еще и голодным. Хорошая компания, нечего сказать. Ладно, отольются кошке мышкины слезки. Очень люблю ставить укольчики. Особенно в жирные дряблые окорочка плохих парней. Ощущения просто непередаваемые.

Светка рассказывала такую историю… Она работала до кардиологии процедурной сестрой в поликлинике. До работы надо было довольно долго ехать на автобусе. Зима, мороз, автобус раз в час. На остановке — куча народу. Она в автобус не попала — дядька какой-то отматерил и столкнул с подножки. В итоге, на работу она опоздала на час… Влетает в поликлинику, а возле ее кабинета сидит тот дядька. Дальше она всегда говорит так: «Я взяла самый большой шприц и сааамую тупую иголку! И как вколю ему укол!!! Так легко на душе стало — боженька сразу его наказал!»

— Ты откуда вообще?

М-да, название его деревни мне ничего не сказало.

— В школе учишься?

— Не, я школу уже закончил. Сельскохозяйственный колледж в районе.

Нормально. ПТУшный мальчик ходит в обнимку с «Историей Средиземья» и говорит почище тургеневской барышни. Остается задать вопрос: «Кто вы, мистер Кузьменко?»

Но спросить не успеваю — пока я переваривал информацию, малой сомлел и теперь тихо посапывает на подушке. Даже не разделся, поросенок. Я пристроился рядом в кресле и тоже задремал…

Самое плохое в нашей работе — раннее утро. Народ начинает ползти в туалет, а поскольку в коридоре света еще нет, а очееень хочется добечь до местечка уединенных размышлений, наши бабки, дедки, тетки и детки шаркают ногами в растоптанных тапочках. Вот почему в больнице все больные в растоптанных тапочках маршируют по моему усталому за день мозгу? Шарк-шарк-шарк в одну сторону, бумм дверью, потом снова шарк-шарк-шарк в другую, бумм дверью в палате, непременно кто-то проснется и возмущенно загудит. А я-то это сквозь сон слышу, и не могу уйти в край сладких грез окончательно, словно страж на башне замка. Шарк-шарк-шарк… Растоптанные тапочки остановились возле двери в сестринскую. О, Господи, иди уже дальше, не буди злую собаку. Вы-то выспитесь днем, да еще доктору на бессонницу ночью жаловаться будете, а мне утром, высунув язык на плечо — в универ через полгорода на практику переться, пока доживешь до лекции, где можно поспать — полдня пройдет, и их как-то нужно прожить…