Айя Субботина - Мальвина (СИ)

Донский пунктуален: я приезжаю на десять минут раньше, но он уже там и потягивает, судя по цвету, вискарь. Кто же пьет в такое время суток, да еще и не разбавленный. Но ответ у него на физиономии краснеет выразительным отпечатком пятерни любимой женушки. Бедный мужик еще не знает, что это был не первый удар на сегодня.

Мы обмениваемся дежурными фразами, мужик опустошает бокал, заказывает еще один и только потом спрашивает, что стряслось.

— Мой охламон начудил, да? — криво усмехается.

Не был бы он бизнесменом, если бы не имел хотя бы какой-то интуиции. Я киваю и делаю сосредоточенное лицо, прежде чем начать рассказывать, что у меня есть правило — проверять всех стажеров, которые настолько хороши, что я всерьез думаю взять их в штат. Кстати, это правда: всех будущих сотрудников проверяет служба безопасности, а тех, что будут допущены к финансовым документам, даже отслеживают. Стандартная практика, не я ее выдумал.

— Я так понимаю, мой Никита угодил в плохую компанию? — Он вливает в себя вторую порцию виски и подзывает официантку в третий раз.

— Ну, не то, чтобы плохая. Просто заднеприводная.

Пока он пытается переварить информацию, я кладу перед ним отпечатанные снимки.

Чтобы вы не думали, что над мальчиком надругались: ничего и не было. Просто подпоили и пару раз ущипнули за задницу, а то, что он хотел продолжения «частной вечеринки» — просто неожиданный бонус.

— Мой Никита… пидорас?!

У судьбы очень ироничное чувство юмора, иначе как объяснить, что именно в этот момент вокруг царит тишина, и все сидящие вокруг весьма богатые и уважаемые люди поворачиваются в нашу сторону.

На самом деле эта реплика — просто подарок судьбы. Потому что я не собирался портить Донскому репутацию, просто закинуть ему информацию о любимом сынке и наслаждаться реакцией. Но теперь, похоже, несдержанный отец стал сам себе злым буратино.

Когда до Донского доходит, что нужно быть более сдержанным, он тяжело вздыхает и начинает какими-то гипнотическими движениями поглаживать модный полосатый галстук. И смотрит на фотографии с таким видом, будто я подложил гремучую змею. Не тороплюсь, с наслаждением смакую свой кофе и наслаждаюсь чудесной трансформацией гордого отца в раздавленного папашу.

В конце концов, когда Донский понемногу приходит в себе, он набирается смелости пересмотреть снимки. Лицо у него такое, что мне бедогалу почти жаль. Еще бы: в одну минуту надежда семьи превратилась в позорище.

— Он всегда был немного… странным, — наконец, говорит Донский. Кое-как сгибает фотографии вчетверо и, не глядя, только с третьей попытки запихивает их в карман пиджака.

Я не Никитушка, но мне просто из мужской солидарности даже как-то немного за него обидно. Он, конечно, редкий олух, но даже олух не заслуживает того, чтобы его так быстро сбрасывали с небес родительской любви.

— Наряжался по часу перед зеркалом прям как баба, — продолжает разоблачать сына Донский. — И еще вечно водился непонятно с кем.

Нашего с Рэмом отца тяжело назвать идеальным хотя бы потому, что нам от него регулярно влетало по первое число. Причем сразу обоим, без разбирательства, кто виноват, чтобы нам даже в голову не пришло валить косяки друг на друга. Но я готов спорить на свой блестящий аналитический ум, что в подобной ситуации наш отец просто посмеялся бы в лицо обличителю и предложил ему поцеловать собственную задницу вместо того, чтобы совать нос в дела чужой семьи. Но Донский — это Донский. Я бы не ввязался в эту авантюру, если бы не предвидел именно такую реакцию. Почти жаль, что бедолагу Никитушку так быстро слили.

— Но я даже и представить не мог, что он… что Никита… — Донский поглаживает себя по пиджаку в том месте, где выпирает плохо спрятанное доказательство. — Он же с девками трахался, я точно знаю.

Меня так и подмывает спросить, откуда такая осведомленность, но я вынужден отыгрывать роль, поэтому продолжаю сочувственно кивать и ждать, когда Донский переведет мяч на мою сторону поля. Я еще не все голы забил.

— Кто еще знает? — наконец, спрашивает Донский.

— Только моя служба безопасности. Ну и пара десятков посетителей клуба.

Донский закатывает глаза.

— Не думаю, что Никита лично представлялся каждому, — говорю я, но собеседника это не слишком утешает. Готов поспорить, в его голове уже созрел целый сценарий порнофильма с участием Никитушки и десяти Черных властелинов с кожаными плетками. — И, конечно, я знаю, что такое конфиденциальная информация.