Айя Субботина - Невеста Красного ворона

Я понемногу встаю на колени, но парочка остервенело, словно бычье, лупит меня ногами в живот. Нет сил даже послать их на хер. Просто сцепил зубы и мычу, пытаясь хоть как-то держать удар. Это тяжело, потому что каждый новый пинок утраивает боль от предыдущего. И просто чудо, что я до сих пор не отрубился. Но… боль понемногу отступает. Я словно выскальзываю на миг из своего тела и наблюдаю за происходящим со стороны. Шэ’ар кривится и нервно мнет сигарету, потому что его последний нелюбимый сын, кость в глотке его жизни, никак не хочет подыхать. Он даже окрикивает одного из ребят и тот, дав знак напарнику, отступает.

Металлический шепот накручиваемого глушителя режет слух. Я знаю, что буде дальше. Я чувствую вонючий запах триумфа, который расползается от Шэ’ара, словно от скунса. Хотя, зачем же обижать милую зверушку таким мерзким сравнением?

Стоять под прицелом — не слишком приятное удовольствие. Особенно когда понимаешь, что бежать некуда и бежать просто позорно. И правду говорят, что вся жизнь проносится перед глазами: все сделанные ошибки, все несказанные слова, все желания, которых вдруг оказывается так много, что в горле саднит от молчаливого крика. Интересно, что бы сказала Аврора, если бы я предложил завести детей? Если бы у нас родилась девочка, похожая на нее? Почти вижу, как буду носиться с ней и завязывать огромные банты, и драть уши мальчишкам, которые посмеют тронуть мое сокровище хоть пальцем.

Кажется, я и сам не заметил, как повзрослел. И стал сильнее.

И хрена с два я отдам свои мечты просто так.

Это тяжело объяснить словами, но я отклоняюсь в сторону до того, как звучит выстрел. Пуля пролетает в сантиметре от уха, и ее смертельная песня обрывается за моей спиной. Мордоворот ошалело хлопает глазами, потому что не может понять, как могло случиться, что он промахнулся, стреляя почти в упор. Почти жаль, что его последняя осознанная мысль в жизни будет такой бессмысленной.

Я прыгаю на него. Буквально. Отрываюсь от земли, словно тугой мяч и просто падаю сверху, придавливая ногами к земле. Слышу, как под тяжестью моего тела хрустят его ребра, а глаза вылезают из орбит. Я бы с радостью просто вырвал ему трахею, чтобы посмотреть, как его жизнь будет вытекать через дырку в горле. Никогда не замечал за собой такой кровожадности, но теперь упиваюсь силой, которая переполняет мышцы и бьет через край.

Когда второй увалень спешит другу на выручку, я в одно движение хватаю с земли пистолет. Даже целиться не нужно, чтобы попасть. Мы словно одно целое: рука и кусок смертоносного железа. Короткий хлесткий выстрел беззвучно прошибает колено. Амбал воет и заваливается набок, катаясь по земле и скуля.

— Встанешь — убью, — предупреждаю того, кто все еще конвульсивно дергается подо мной.

Для остроты легонько толкаю дулом его между глаз. Здоровенный детина, который без жалости пинал меня, словно использованный гандон, пускает слюни и сопли, и просит его пощадить, потому что у него жена и маленькая дочь. Наверное, я бы пощадил их, если бы вышиб ему мозги, но сегодня на моих руках не будет крови. Я не мясник и не вселенский судья. Да и разговор «по душам» у меня не с ними.

На лице Шэ’ара паника. Он пытается сохранять лицо, но чем ближе я подхожу, тем хуже у него с самообладанием. И я даже понимаю, почему он не пытается спрятаться в машине. Потому что паника сковала по рукам и ногам. Вот он, передо мной, словно груша для битья.

Я улыбаюсь, слизывая с губ собственную кровь. Наверное, совсем ошалевший, раз во взгляде Шэ’ара растекается столько ужаса. Он заполняет всю радужку, до самого зрачка. Хоть снимай кадр для научно-фантастического хоррора.

Кладу ладонь ему на глотку и резко сжимаю. Он хватается за мою руку, пальцы сдирают кожу в бесплодных попытках разжать. Он почти синеет и едва ли может говорить. Момент моего триумфа, который мне даже смаковать не хочется. Потому что я не такой, как этот ублюдок. Я не могу упиваться страданиями и пихать свое я без смазки в каждую дырку.

Возможно, я покажусь слабаком, вещая о великодушии после того, что со мной обошлось это существо, но его смерть не доставит мне удовольствия.

Поэтому разжимаю пальцы и без интереса наблюдаю за тем, как Шэ’ар сползает на землю, жадно глотая жизнь.

— Ты… малолетний… долбоеб, — скалится он.

Я без сожаления ставлю ногу ему на затылок и втаптываю рожу в грязь.

— Приятного аппетита, — говорю глухо.