Александра Мурри - Вдохнови меня [СИ]

— Пойдем? — Павел обратился, наконец, к Маше. Заглянул в лицо и усмехнулся. Вежливо, но быстро попрощавшись с Вениамином Васильевичем, непонятно подытожить:

— Переводчица попалась, — положил теплую ладонь девушке на спину и ненавязчиво направил в сторону незаметной двери, видимо, в служебные помещения.

— Шведский и финский, — продолжил. — Хм, у тебя скандинавская внешность, в предках были скандинавы? — Ловко лавируя между гостей, он умудрялся и Машу пристально разглядывать.

— Да, мой дедушка фин. А куда мы идем?

— Я заберу инструмент из гримерки, потом за твоими вещами. И есть. Как же я жрать хочу, — еще один непонятный взгляд на нее.

Маше вспомнилась почему-то история о Красной шапочке. Волк там тоже очень голодным был, помнится.

Поведение и язык тела Павла очень говорящие. Они, прямо таки, в открытую заявляли окружающим, что эта светловолосая девушка — его территория. Его цель. С уверенностью можно сказать, что в скором будущем она будет во всех смыслах — ЕГО. Павел, может и не преднамеренно, но выражал именно такую позицию. Всем телом, каждым взглядом и прикосновением.

В тот вечер Маше было очень хорошо. Даже странно… Она привыкла, что для того, чтобы стало хорошо, надо делать очень много. Хотеть, самой себе устраивать это «хорошо», действовать, прилагать усилия. В ее случае, никто другой ей «хорошо» не устраивал.

Но не сегодня вечером. Не с этим мужчиной. От одного присутствия Павла становилось необъяснимо, восхитительно хорошо.

В ресторане царила романтичная атмосфера, скорее всего, Павел неспроста выбрал именно его. Неяркое освещение, оформление под старину, зажженные свечи, отражавшиеся в зеркалах, и живые цветы. Плюс — мало людей, тишина вокруг и очень вкусные блюда.

Маша краем глаза наблюдала за тем, как Павел ест… Красиво. Непроизвольно и сама выпрямляла спину и старалась изящнее обходиться с ножом и вилкой.

Еще они говорили. Вернее сказать, общались. Потому что говорила, считай, только Маша, а Павел реагировал или односложно, или вообще не словами. Взглядом, мимикой. И это не казалось пренебрежительным по отношению к Маше, как будто ему скучно и нечего сказать. Нет, наоборот. Его реакции настолько точны, понятны и близки Маше, что становилось даже немного не по себе от такого понимания между ними. Как будто выросли вместе, или читали одни и те же книги, как будто жили одной жизнью на двоих. Только до сих пор почему-то отдельно друг от друга. А теперь вместе. Это пугало.

А после ресторана он отвез Машу в гостиницу. Нет, не так. Она просто жила сейчас то в гостинице, то в общежитии. Собственное жилье еще не освободили снимавшие его люди, а Маша не умела в таких ситуациях торопить и ставить жесткие условия. Так и кантовалась по разным пристанищам и чужим городам.

Стало уже совсем темно и довольно-таки холодно. С неба сыпал мелкий колючий снег, завихрялся, подхватываемый морозным ветром.

Не спрашивая и не сомневаясь, Павел поцеловал ее на прощание. Не руку, как в первый раз, в губы.

Он с самого начала давал Маше очень четкое понимание направления их общения. Начинающихся отношений. Именно отношений, все как у взрослых. От такой уверенности, напора, и поведения в целом, Маша чувствовала себя совсем неопытной девчонкой. Вероятно, поэтому она застыла и не могла реагировать на далеко не скромный поцелуй, замерла в каком-то воздушном состоянии и только принимала.

Губы Павла идеальные, в меру мягкие, в меру твердые, требовательные. Так же как он в течение всего вечера изучал ее внутренний мир, внешние его проявления, так теперь пробовал на вкус и изучал ее рот. Не стесняясь исследовать языком, втягивать ее податливые губы и покусывать. Дыхание Маши сбилось, стало жарко. И, вероятно, не только ей.

— Не умеешь целоваться, — хриплый голос прошептал ей в кожу, а руки не сдвинулись с талии девушки ни на миллиметр, крепко удерживая.

— Не умею… Но мне понравилось, — ее голос также звучал очень тихо, и было странно шевелить ставшими резко очень чувствительными губами. Они не хотели складывать звуки в слова, просто так бессмысленно шевелиться, жаждали потянуться снова к губам напротив и продолжить совсем другое общение. Проделать с Павлом в ответ все то, что он только что творил с ее ртом.

Павел немного отстранился и пристально вгляделся в лицо девушки. Искренняя, открытая, притягательная, вся как на ладони. И в то же время непонятная, другая, нелогичная и умная, ироничная. Затрагивающая что-то внутри него… душу? Опасная. По-настоящему. Похоже, это именно тот случай, когда все сокрушающая сила заключается в слабости. И невинности.