Anne Dar - Один год жизни [СИ]

После новых препаратов Мартин стал агрессивнее. Он начал чаще срываться на крик и грубо высказываться, вместо того, чтобы попытаться попросить в мягкой форме подать корм для Гектора или почитать ему книгу. Когда он не кричал, он обязательно впадал в уныние, иногда даже плакал. Раньше я никогда не наблюдала слез в его глазах… Ну почему это произошло именно с Мартином? Почему эта злосчастная аневризма вылезла в неоперируемой области мозга с учетом того, что таких областей считанные единицы? Почему она образовалась «неправильной» формой? Почему все оказались бессильны?

В середине февраля, когда я уже могла самостоятельно добираться до работы, маму неожиданно госпитализировали из-за одностороннего гайморита, поэтому, в течение последующей недели (повезло, что не больше!), мне пришлось заведовать домашними делами самостоятельно. Из-за этого домашним пришлось довольствоваться панкейками, сэндвичами и картофельным пюре с готовыми салатами из магазина — это всё, на что хватало моего времени. Я просыпалась в шесть часов, чтобы успеть приготовить завтрак и помочь племянникам собраться в школу, после чего завтракала, передавала двойняшек отцу, прибиралась со стола, приводила себя в порядок, выходила на работу, возвращалась домой, готовила ужин, снова мыла посуду, помогала двойняшкам с домашними заданиями, стирала и гладила одежду, принимала душ и ложилась спать за полночь. Моей большой победой стало то, что я убедила отца починить посудомоечную машину, чтобы больше не стоять над горой посуды. Хорошо еще, что папа взял на себя обязанность читать детям сказки перед сном и вовремя оплатил счета по дому, о чем прежде заботилась только мама. Так я впервые уяснила тот факт, что быть хранительницей домашнего очага, особенно если этот очаг состоит более чем из трех индивидуумов, и одновременно работать вне дома — практически нереальная задача. Как сказал однажды старший Олдридж: делая два дела одновременно, мы распыляемся, сосредоточившись на одном — оттачиваем навыки. Можно было бы утверждать, что мама, за двадцать шесть лет в должности домохозяйки, стала эталоном своего дела. Вот только подростковый возраст и бушующие гормоны собственных детей, сильно пошатнули платформу спокойствия под ногами наших родителей. Даже не представляю, через что им пришлось пройти, переживая все косяки Дэниела, Эмилии и Тэмми… Они потеряли своего первого ребенка и единственного сына! Мои родители точно были разбитыми и заново склеенными копилками счастья.

Из-за моей занятости по дому я стала меньше засиживаться с Мартином, который отказывался понимать мою ситуацию, каждый день выражая своё недовольство претензиями о том, что я не осталась жить с ним. Однажды он даже заявил, что я прихожу к нему лишь потому, что его брат платит мне много денег, после чего, в приступе гнева, выпалил, что ненавидит меня. Естественно уже через полчаса он рыдал в подушку от раскаяния, делая мне своими слезами еще больнее.

Когда мама, наконец вернулась в строй, я снова начала задерживаться на работе, только еще больше, чем когда бы то ни было. Я приходила к восьми, крутилась на кухне возле повара, чтобы после отнести завтрак в постель Мартина, и уходила около полуночи. Я совершенно не обращала внимания на недосып и, прежде пугающие, хождения мимо заброшенного сада в предрассветные и ночные часы. Я думала лишь о том, как продлить всё это хотя бы на несколько часов дольше, чем это было отмерено судьбой.

Роланд стал чаще стушевываться передо мной, особенно когда замечал моё появление слишком поздно, или когда встречался со мной, пребывая в компании Кэрол. Блондинка вернулась в город после двухмесячного отдыха в Альпах и снова взяла «быка за рога». По-видимому, Олдридж не отталкивал рыбу-прилипалу, так как зачастую я случайно наблюдала за их общением вне дома. Конечно, невозможно было не заметить, что она стала персоной нон грата в этом доме, совершенно утратив привилегию переступать порог поместья. Однако, частые разговоры Кэрол с Роландом на тротуаре напротив поместья, вернули меня с небес на землю. Я призналась себе в том, что моя душа разворачивается фейерверком, когда старший Олдридж смотрит на меня, и сворачивается в клубок, когда он смотрит на Кэрол. После этого признания мне стало легче осознать, что этот мужчина создан не для меня. В жизни не возможно повторение истории Золушки и принца — социальное положение выше дурацких сказок: я запутаюсь в названии элитных сортов его коллекционных вин, а он запутается в понимании моего пристрастия экономить копейки на проездной билет. Так и будем спотыкаться о пороги наших противоположных социальных статусов. Это замкнутый круг. Я окончательно разорвала в клочья блеклую, какую-то безумную надежду на то, что даже если этот мужчина когда-нибудь обратит на меня внимание, он сможет не потерять ко мне интерес в ближайшие пару суток после того, как получит от меня «желаемое». Порвав в себе идеализированный портрет Роланда Олдриджа, мне вдруг стало легче. Я начала смотреть на него как на обычного мужчину, ничем не отличающегося от других парней, за исключением данных ему крестными феями красоты, набитого кошелька, фактической вседозволенности и безмерной боли от грядущей потери брата. Я также со стыдом для самой себя осознала, что в последние месяцы зачастую задерживалась на работе лишь из-за необоснованного желания подольше побыть в обществе Роланда, а не Мартина. Сейчас же, видя, что в конце дня Мартин находится под присмотром брата, я брала свою сумочку и уходила домой, не смотря на уговоры мальчика остаться еще хотя бы на полчаса и не смотря на напряженный взгляд Олдриджа, прожигающий меня непониманием.